ее мысли через их сплетенные руки – или же вывод о том, что Эмму это шокирует, был попросту очевиден, – но так или иначе, он остановился и обернулся к ней.

– Представляю, каким чудовищным может тебе все это показаться, но я обещаю, что тому есть самое простое объяснение. – Лицо его скрылось во мраке, а голос слегка задрожал. – Однако может случиться и так, что само объяснение покажется тебе таким же ужасным. И я не буду тебя винить, если ты после этой ночи больше не захочешь меня видеть.

Эмма не знала, что на это ответить, поэтому просто потянула Шаожаня за руку.

– Сперва нужно найти Джонатана, а потом уже займемся объяснениями.

Долго искать не пришлось. Еще несколько метров – и вот уже лунный свет очертил белокурую, почти серебристого цвета голову в конце тропинки. Джонатан сидел возле больших, поросших мхом камней у маленького пруда. Собравшийся в комок, обхвативший руками колени, мальчик выглядел еще более хрупким и уязвимым, чем обычно.

Шаожань выпустил руку Эммы и подошел к нему. Джонатан даже не шелохнулся, пока друг его приближался, а потом усаживался рядом с ним на заросшем травой берегу у самой воды. Эмма тоже сделала несколько шагов вперед, но застыла на месте, чтобы не мешать им, как поступил мастер Вэй в той истории, которую она только что услышала. Подождав, Шаожань обнял рукой плечи Джонатана, и тот, словно только этого и ждал, заплакал.

– Не стоило вам сюда приходить, – проговорил он сквозь слезы.

– Мы о тебе беспокоились, – отозвался Шаожань.

– Да не стою я вашего беспокойства. – Джонатан не отрывал взгляда от белых водяных лилий, мерцающих в свете луны на поверхности пруда. – Я ведь убийца, – прибавил он. – Я убил человека.

«Ты убил своего отца, – невольно пронеслось в голове Эммы. – Не просто человека».

– Нет, – отрезал Шаожань. – Это не так. Никого ты не убил.

– Да нет же, убил, – стоял на своем Джонатан, заикаясь и всхлипывая. – После того, что он наговорил нам сегодня вечером, я просто голову потерял. Поэтому я пошел к нему в номер с ножом и дважды всадил нож ему в живот. Он никак не мог выжить.

– Нет, – повторил Шаожань. – Верно, что ты ударил его ножом, но не ты его убил. Он был уже мертв к тому моменту, когда ты там появился.

Эмма и Джонатан, ошеломленные, разом уставились на Шаожаня.

– Что? – спросил Джонатан. – Как это – был уже мертв? Откуда ты знаешь?

Внезапно в голове Эммы все прояснилось, она все поняла.

– Он ведь не оказал сопротивления, – тихо заговорил Шаожань. – Ни один человек, как бы ни был он пьян, не будет безмятежно спать, когда в его тело вонзается нож. Но когда глазам Эммы предстало бездыханное тело, то оно с совершенно невозмутимым лицом все так же покоилось на спине.

Джонатан перевел взгляд на Эмму – она молча кивнула.

– Ой, а я и не заметил, – торопливо заговорил Джонатан. – Я ведь и сам не понимал, что я делаю… Он и правда был уже мертвым? Когда я вошел, он вроде бы спал, я и ударил его ножом, а потом сразу же убежал. Но меня увидел Хуберт, и я так перепугался, что… Посмотрев ему в глаза, я вдруг осознал весь ужас того, что только что сделал. – И он снова взглянул на Шаожаня умоляющими глазами, словно искал в его лице оправдания себе. – Я думал, что смогу защитить его, смогу защитить нас всех.

В этот миг слезы навернулись на глаза Шаожаня.

– Да, я знаю. – И с этими словами он обеими руками обхватил лицо своего друга; теперь казалось, что это он ищет себе оправдания. – И знаю это очень хорошо.

К этому моменту Эмма была уже более чем уверена, что Шаожань с самого начала имел совершенно ясное представление о том, что мистер Поул ушел из жизни раньше, чем в номере появился Джонатан.

«Милый мой мальчик, – сказал ему мастер Вэй. – Что ты натворил?»

– Это сделал ты, так? – прочти пропищала Эмма, обращаясь к Шаожаню. – Это ты что-то сделал в номере мистера Поула?

Джонатан в явном замешательстве посмотрел на нее, а потом снова перевел взгляд на Шаожаня.

– Что она имеет в виду? Его убил ты?

Шаожань поднял глаза на Эмму и медленно набрал в грудь воздуха, прежде чем ответить.

«Я не буду тебя винить, если ты после этой ночи больше не захочешь меня видеть», – сказал он ей всего несколько минут назад, когда еще держал ее за руку.

– Его убил не я, – ответил он. – Но на мне тоже лежит ответственность за его смерть, не меньшая, чем если бы я сам это сделал. В отеле есть еще один человек, у кого были не только все основания желать смерти Монтгомери Поулу, но к тому же еще и великолепное орудие под рукой, чтобы этого достигнуть. Вчера вечером я сам дал этому человеку ключ от северного люкса на третьем этаже, притворившись, что просто перепутал ключи. И я сделал это, отлично понимая, чтó именно может произойти, на чтó способен этот человек, получив ключ от его номера в свои руки. Так что я не собираюсь отрицать свою причастность.

– О чем это ты? – спросил Джонатан. – Какое орудие? Кому ты дал ключ?

Но Эмма уже знала ответ.

– Этот запах… – заговорила она. – В номере мистера Поула стоял очень странный запах. Нас всех замутило, когда мы вошли. Я уже слышала этот запах раньше – в номере Спенсеров, но сегодня он был намного сильнее, стал каким-то липким, уже не казался приятным. Источником его был камин, и запах ослабел, когда Маргарет загасила угли.

Зеленые глаза Джонатана осветились пониманием. И он шепотом проговорил несколько китайских слов. Эти слова Эмма однажды слышала и знала, что они означают.

– Цветок – разрушитель сердец.

XLII

Той ночью Эвелин Спенсер спала не с мужем. Она сказала ему, что не очень хорошо себя чувствует и что предпочла бы остаться одной в своей спальне. Придуманная отговорка не слишком сильно противоречила реальности. От всех треволнений желудок у нее так и крутило, а грудь будто сжимало железным обручем. Она и сама задавалась вопросом, что служит тому причиной – вина или нетерпение. Быть может, то и другое сразу. Она мучилась от того, что придется ждать до утра, чтобы узнать, сработал ли ее план. И терзалась вопросом: действительно ли она в глубине души желает, чтобы план ее сработал.

Пару раз ей пришлось бежать в туалет, ее рвало. «Неужто я беременна?» – подумала она, цепенея от этой мысли. Склонностью к частым приступам рвоты она вообще-то не отличалась. Хотя, нужно признать, попытками убить человека ее прошлое также не изобиловало – до сих пор не было ни одной. «Надеюсь, все-таки это не беременность», – последовала мысль. Ночь, подобная нынешней, явно не могла послужить идеальными декорациями для такого рода открытий.

Из ванной она вернулась в спальню. На комоде стояла хрустальная ваза. Еще утром букет синих нарциссов в ней радовал глаз яркими лепестками. Теперь же из вазы торчали только голые стебли. Лепестки исчезли.

С раннего детства Эвелин обучалась самым разным предметам. В числе прочего ей рассказывали, что самые любимые ее цветы, синие нарциссы, в процессе сгорания испускают ядовитый дым. И она запомнила это, как запомнила и то, что ни в коем случае нельзя подходить к камину, если на тебе широкая юбка с турнюром, равно как и хлопковое платье с кружевами, потому что в таком случае одежда твоя может мгновенно превратиться в настоящее орудие смерти.

Вот почему Эвелин попросила мужа заехать в цветочный магазин и привезти ей букет цветов, когда наутро после праздничного открытия Большого казино Джейкоб спросил ее, не пожелает ли она, чтобы он привез ей что-нибудь из порта, где он намеревался провести переговоры с очень важным человеком, владельцем торгового флота, в чей бизнес он задумал вложить деньги. Букет синих нарциссов, если будет такая возможность. Джейкоб знал, что синие нарциссы – любимые цветы его жены. И привез ей в подарок огромный букет.

Она даже не была до конца уверена в том, что воспользуется ими, что ей хватит на это мужества или же подвернется удобный случай. Не знала до самого вечера.

Тем вечером Эвелин, несмотря ни на что, возвращалась в отель «Белгравия» после прогулки по магазинам в компании Элис Дойл в приподнятом настроении. И все было прекрасно, пока мистер Поул с его таинственными намеками