чтобы продолжить. Тот молча кивнул. – Никто не ожидает его возвращения в Англию.

Маргарет в изумлении сдвинула брови.

– Как это – никто не ожидает? – спросила она, переводя взгляд на Джонатана. – Есть же твоя мать, другие родственники, ваши сотрудники, слуги… Как насчет них?

Хуберт печально улыбнулся.

– Никто не ожидает возвращения Монтгомери Поула в Англию, потому что Монтгомери Поула не существует. Это все фарс.

– Что ты имеешь в виду? – спросила вконец растерянная Маргарет. – Какой такой фарс?

Элис, однако, не была так сильно удивлена, как ее сестра. Внезапно для нее все начало вставать на свои места.

– Мужчину, который умер сегодня ночью, зовут Монти Дауд, и он был актером, – ответил Джонатан.

– Нам нужен был кто-нибудь, кто выдавал бы себя за отца Джонатана и владельца отеля, и мы наняли его, – объяснил Хуберт, перехватив на секунду взгляд Элис. Несмотря на всю тяжесть этого признания, Элис видела, что Хуберт начинает освобождаться от невидимого груза, который он столько лет носил на плечах. Первый раз за все время их знакомства он выдержал ее взгляд так долго. – Он оказывал нам услуги в течение десяти лет, однако в этом году все пошло не так. Он раскопал что-то такое, чем имел возможность меня шантажировать, и решил, что и на самом деле может стать тем, чью роль он играл, что сможет забрать себе и отель, и Джонатана, и вообще все…

Маргарет снова перевела взгляд на Джонатана:

– Но это не имеет смысла. Если Монтгомери Поула не существует, если этот человек – не твой отец, то где же твои настоящие родители?

– Мои родители давно умерли, – негромко сказал он. – Когда я был еще совсем маленьким.

Элис не нуждалась в дальнейших объяснениях Джонатана. В эту секунду она поняла все: и кто были настоящие родители Джонатана, и как он оказался здесь, в этом отеле, на попечении Хуберта Чеха. Хотя в эту секунду она поняла и еще кое-что: Чех – наверняка не настоящая фамилия Хуберта, это еще один фарс.

Только теперь она увидела все те сходства, на которые раньше не обращала внимание. Характеры Джонатана и Хуберта были настолько непохожими – Джонатан – открытый и наивный, а Хуберт – серьезный и ответственный, – что разглядеть что-то помимо этих различий оказалось непросто. Хуберт улыбался редко. По крайней мере так, как улыбался Джонатан – искренне и открыто. Джонатан никогда не смотрел на других тем настороженным, чуть надменным взглядом Хуберта, который так легко было принять за высокомерный, хотя Элис уже научилась видеть в нем своеобразную стеклянную стену, за которой администратор отеля надеялся укрыться от всего остального мира.

И именно потому, что они казались такими разными в своем поведении и привычках, так трудно было увидеть, как же похожи они были. Оба стройные и хорошо сложенные, хотя Хуберт выше ростом и шире в плечах. У обоих точеные черты лица, хотя Джонатан прячется за длинными прядями белокурых волос, а темные волосы Хуберта намного короче. Обоих отличала очень светлая кожа, и, что самое главное, – и Элис ругала себя за то, что не заметила этого раньше, – у обоих был совершенно одинаковый цвет глаз. Светло-зеленый – очень редкий оттенок, как будто специально предназначенный, чтобы предоставить Элис то доказательство, которое ей в эту минуту потребовалось.

Возможно, тот человек, который умер в постели северного номера люкс на третьем этаже, и не являлся отцом Джонатана, но одно стало совершенно ясно: Хуберт был его братом.

XLIV

Монтгомери, или Монти, Дауд всегда полагал, что зовется именем, предназначенным для великих свершений.

Монтгомери. Величественное имя, подобающее владельцу большого дома в лондонском районе Мейфэр или одному из тех банкиров, что стекаются по утрам в Сити, столичный финансовый центр. Но с самого раннего детства все звали его просто Монти. Никогда Монтгомери, всегда – Монти.

Вот почему в тот день, когда джентльмен, чье имя – Вэй Лун – казалось в еще большей степени предназначенным для великих свершений, связался с ним и предложил ему удивительно щедро оплачиваемую работу – сыграть роль богача в Шанхайском международном поселении, – Монти Дауд выставил только одно условие:

– Для этого персонажа я хочу использовать свое имя – то, которым меня крестили. Какая будет фамилия, мне все равно, но я хочу, чтобы звали меня по-прежнему: Монтгомери.

Вэй Лун, или мастер Вэй, как обращался к нему тот юноша из Богемии, что путешествовал с ним, – в том и заключена магия имен, предназначенных для великих свершений: люди видят в них величие, – в этот момент одарил Монти улыбкой.

– Отлично, – выразил он свое согласие. – В такого рода случаях, когда меняешь фамилию, так и нужно: оставить свое настоящее имя. Так можно избежать риска, что ты инстинктивно отреагируешь на прежнее имя, если кто-то вдруг назовет его, обратившись к другому человеку. Это кажется мелочью, но внимательные глаза могут такую мелочь подметить, и тогда она станет первым шагом на пути твоего разоблачения.

Монти все эти рассуждения казались слишком витиеватыми. Да и вообще все связанное с Вэй Луном и юношей из Богемии виделось ему чрезмерно вычурным. Столько секретов, такая таинственность… Однако же деньги ему были очень и очень кстати, равно как и шанс как можно скорее покинуть Лондон. За последние годы он нажил себе немало врагов, которым однажды удалось даже упрятать его за решетку. К счастью, он был в достаточной степени предусмотрителен, чтобы замести все следы своего бурного прошлого загодя, еще до того, как Вэй Лун к нему обратился. У него имелись обоснованные сомнения, что в противном случае этот китаец не решился бы иметь с ним дело. Он даже успел пару раз сменить фамилию. Имя – нет, разумеется. Имя – ни за что, это святое.

Первая его поездка в Шанхай оказалась наиболее проблемной. В течение всего путешествия через океан он без устали вырабатывал у себя бристольский акцент, знакомый ему, впрочем, с детства, поскольку именно с таким акцентом говорил муж его матери, а еще запоминал порядок размещения и использования столовых приборов за ужином и учил наизусть целую прорву всяких идиотских сведений из области финансов и лошадиных бегов. Когда же он прибыл на место, ему представили мальчика – тому было годика четыре-пять, Монти оценил приблизительно, поскольку всегда довольно посредственно разбирался в детях и вопросах воспитания, – и сказали, что малыша зовут Джонатан, Джонатан Поул, и этот ребенок – его сын. От него всего-то и требовалось, что поужинать с парочкой именитых клиентов отеля. С высокопоставленными леди и джентльменами, которые вскоре вернутся домой, будучи уверены в том, что свели знакомство с Монтгомери Поулом, владельцем отеля «Белгравия». В остальное же время он вел себя тише воды, ниже травы, не привлекая к себе излишнего внимания.

– Нужно, чтобы работники отеля верили, что Монтгомери Поул – реальное лицо, – втолковывал ему Вэй Лун. – Но и только. Тебе ни в коем случае нельзя заводить каких-либо отношений – ни с кем-то из них, ни с гостями отеля. Помелькав немного в Шанхае, на оставшееся время года ты вернешься в Англию, но не в Лондон. Будешь жить в каком-нибудь небольшом городке, лучше в сельской местности. Мы обязуемся высылать тебе содержание, чтобы ты мог не работать до того момента, когда мы попросим тебя приехать сюда в следующий раз. И ты должен принять на себя обязательство вести жизнь скромную и тихую. Нам вовсе не нужно, чтобы кто-либо из тех, кто познакомился с Монтгомери Поулом в Шанхае, столкнулся бы нос к носу с Монти Даудом где-нибудь в Лондоне и подлог вышел бы наружу.

Монти было очень трудно понять причину, по которой Джонатану непременно требовался отец. Мальчик явно не стал бы первым богатеньким сиротой, чьим состоянием до достижения совершеннолетия управляет душеприказчик.

И все же вопросов он решил не задавать. Платили ему хорошо, а это было главным.

Последующие визиты таких усилий уже не потребовали. Монти хорошо выучил свою роль в этой постановке. С течением времени он все лучше вживался в нее, все более удобно чувствовал себя в личине Монтгомери Поула. Он и сам знал, что хорошо выполняет свою работу, да и Вэй Лун с Хубертом год за годом также давали ему понять, что все идет как надо.

Время шло, и Хуберт Чех из юноши с горящим взглядом, что когда-то приехал в Лондон нанимать его, превратился в немногословного и упорного молодого человека, который в одиночку взял на себя ответственность за управление отелем «Белгравия». Вэй Лун же, напротив, с годами все больше угасал. Его давняя