"И снова проклятая вентиляция" – мысленно вздохнул Антон.

Однако что-то в этом плане его смущало. Скорее всего, Тёртый объявил награду за рецидивиста-Музыканта, так что через Кирзу просто так пройти не получится. Бандиты уж точно не упустят возможность наживиться. Значит, вычёркиваем жилище, и сразу от Нарвской к Харону. Но тогда придётся идти с тем, что удастся взять тут. По крайней мере, это лучше, чем с голыми руками как сейчас.

Такой план ему был не совсем по душе, но зато максимально прямой. Теперь нужно было договориться с Лётчиком о двух вещах – химзащита и хоть какое-нибудь оружие.

Музыкант отложил бумаги с планами на край, поднялся с койки и подошёл к выходу из лазарета. Там стоял рослый и плечистый парень с автоматом.

– Слушай, друг, позови Лётчика, мне нужно с ним переговорить.

Парень недоверчиво посмотрел на него, но затем ушёл вглубь Нарвской, а Музыкант остался стоять у выхода.

И через некоторое время к лазарету подошёл Лётчик, сунул руки в карманы своего синего кителя и вопрошающе посмотрел на Антона.

– Нужны химза и оружие, – сказал ему Музыкант.

– Две химзы и два ствола, так-так, запишем на ваш счёт, – улыбнулся Лётчик.

– Один комплект химзы и один ствол, – поправил его Антон.

– Ладно, один так один. Запишем тогда в счёт сделки, всё-таки мёртвым ты мне ни к чему.

Музыкант кивнул ему, а к лазарету подтянулся тот же плечистый парень.

– Босс, там эти с Сенной обратно проехали.

Лётчик обернулся к нему.

– Отлично, спасибо, Костя, – ответил ему, затем посмотрел на Музыканта, потом перевёл взгляд на Пиротехника. – Ну что, вы можете уходить.

Пиротехник вздохнул и всё так же молчаливо встал с койки, на прощание пожал руку Лётчику. Подошёл к Антону и ещё раз посмотрел ему в глаза, а затем протянул руку. Музыкант ответил крепким рукопожатием, и Пиротехник покинул лазарет.

Лётчик проводил его взглядом, и повернулся к Антону.

– Что, поссорились с другом? – с иронией спросил он.

– Тебе какое дело? – грубо ответил Музыкант.

– И правда, – пожал плечами Лётчик, – никакого. Ладно, пойдем, выдам тебе химзу и ствол.

Антон вернулся к койке, убрал планы бункера обратно в карман штанов. И вместе с Лётчиком вышел из лазарета. Начальник Нарвской попросил подождать его тут, прошёл мимо одного из многочисленных кострищ станции и скрылся за одной из колонн.

Музыкант стоял и ждал, наблюдая сумасбродную обстановку на сумрачной, пропахшей кострами станции. И через некоторое время из-за той же колонны появился паренёк, в руках которого был комплект старой советской химзащиты и АК-47. Он донёс всё до Музыканта и вывалил перед его ногами. Поглядел на него снизу вверх и убежал обратно.

И только сейчас, вблизи, Музыкант заметил, что у калаша не хватало половины деревянного приклада, а цевьё всё в трещинах и стянуто проволокой.

"Вот это щедрость, твою же мать. Надеюсь хоть химза не дырявая".

Антон накинул на себя ремни от подсумков химзащиты, взял в руки калаш и пошёл к выходу в заражённый город. Перед гермой Музыкант достал химзу, внимательно осмотрел. Та оказалась действительно без дыр и трещин.

"И на том спасибо".

А во время подъёма на поверхность Антона не покидало странное и знакомое чувство. И чувство это хоть и было знакомым, но в тоже время давно забытым. Словно он ощущал рядом чью-то силу, мощную ауру. Музыкант вспомнил, такое он чувствовал когда-то давно…

Тем временем Антон вышел в вестибюль Нарвской. Как и большинство вестибюлей, он был усыпан осколками, хламом, гниющим мусором и ржавыми турникетами. А прямо в центре на перевёрнутой будке без стёкол сидел кто-то в длинном чёрном балахоне спиной к нему.

***

Когда отгремели взрывы ядерных боеголовок, а сирены оповещения населения, которые были слышны даже в метро, стихли, молодой парень сидел на холодном полу Автово среди неразберихи, женского плача и детских криков. Он сидел и смотрел в одну точку, крутя на пальцах жетон метро.

Он сидел так уже давно, ни на кого не обращая внимания. Но тут к нему подошёл здоровый небритый мужик в рваной кожанке, от которого на километр воняло перегаром. Мужик посмотрел на парня и рывком выхватил жетон из его руки.

– Чё это у тебя? – усмехнулся мужик.

– Верни! – грозно сказал парень и поднялся с пола.

Он холодным взглядом посмотрел на мужика, а в этот момент из суматошной толпы подтянулись ещё двое мордоворотов. Было понятно, что они друзья, те же кожаные куртки, небритые и пропитые хари.

Один против троих, но парень не испугался. Не смотря на то, что вокруг куча людей, он знал, что ему никто не поможет. Зато он хорошо запомнил ещё с детского дома, что надо бить первым и бить главаря, только так есть шанс выжить.

– А ты отними! – загоготал мужик.

Но его смех резко прервался, когда не по годам крепкий кулак парня с хрустом двинул в челюсть.

Мужик от удара отшатнулся, и парень собирался нанести следом ещё удар, но двое его дружков опомнились и крепко схватили парня за руки. Вырваться из их цепких рук не получилось, а мужик уже оправился от удара и собирался ответить ему. Как вдруг между ними появился некто в длинной чёрной монашеской рясе, коротко стриженный, но с густой чёрной бородой.

Монах коротко кинул взгляд на парня. Его яркие голубые глаза, словно за долю секунды просканировали его насквозь. А само присутствие внушало ощущение силы и мощи. А дальше парень не успел даже моргнуть. Резкий взмах руки в чёрной рясе, и мужик упал без сознания. Монах развернулся ко второму и, поджав пальцы, внутренней стороной ладони ударил в челюсть. Тот рухнул на землю, а третий испугался, отпустил руку парня и убежал, скрывшись в толпе людей.

Монах повернулся к парню, посмотрел на него внимательно и спросил:

– Как звать тебя?

Голос его звучал басовито и раскатисто, словно раздавался эхом.

– Антон, – ответил парень. А вас?

Монах посмотрел куда-то чуть выше головы Антона и пригладил бороду.

– Зови меня – Пересвет, как монаха-воина Руси Древней.

***

Музыкант перешагнул через вырванный из пола турникет и остановился метрах в пяти от монаха. Пересвет, опираясь на посох и не оборачиваясь, встал с будки и поднял что-то с пола, а после уже развернулся к нему.

Выглядеть он стал намного хуже, чем прежде. Чёрные вены на лице местами неестественно вздувались, а густая ранее чёрная борода монаха поредела. Радиация не щадила никого. Пересвет разлепил потрескавшиеся губы и сказал: