Через четверть часа он уже остановил машину на обочине Ярославского шоссе неподалеку от Кольцевой. Слева виднелась автозаправка, справа, за жилыми кварталами, шумела железная дорога. Воробейчик закурил, включил музыку и стал ждать, изредка поглядывая на часы.

Арцыбашев опаздывал. Когда задержка составила десять минут, Воробейчик взял трубку мобильного телефона, нерешительно подержал ее перед собой и положил на сиденье. Он поймал себя на том, что боится звонить, и решил не торопить события.

Внезапно закравшееся подозрение заставило Воробейчика мгновенно покрыться холодной испариной. Четыре с половиной миллиона – это же бешеные деньги… Возможно, Арцыбашева уже нет в городе. Возможно, он как раз в эту минуту гонит свой черный “ягуар” в сторону границы, подпевая магнитоле, постукивая пальцами по рулю в такт музыке и ухмыляясь во весь рот. Ему есть от чего ухмыляться: багажник его машины до отказа набит деньгами, а одураченный Воробейчик ждет его на обочине Ярославского шоссе в двух шагах от собственной смерти…

Кто-то постучал в стекло слева. Воробейчик взглянул в окно и рефлекторно вздрогнул: рядом с “мерседесом" остановился с головы до ног затянутый в пыльную черную кожу байкер на огромном “харлее”. В образ дикого мотоциклиста не вписывался только шлем с непрозрачным забралом, полностью скрывавший лицо. Байкер снова протянул руку в тонкой кожаной перчатке и постучал в стекло, жестом предлагая Воробейчику открыть окно.

Воробейчик осторожно потянулся к ключу зажигания, кляня себя за то, что в свое время не удосужился купить хотя бы газовый пистолет. Хотя вряд ли такая игрушка спасла бы его от киллера…

Байкер перестал барабанить в окошко и поднял забрало шлема. Воробейчик с шумом выдохнул воздух и пробормотал невнятное ругательство, потому что из глубины черного шлема на него глянуло смеющееся лицо Арцыбашева. Рука директора Мытищинского филиала сама собой протянулась к кнопке стеклоподъемника и нажала ее раньше, чем тот успел осознать это. Стекло с негромким жужжанием поехало вниз.

– Что за маскарад? – спросил Воробейчик в открывшуюся щель. – Чуть до инфаркта не довел, честное слово.

– Это не маскарад, – ответил Арцыбашев, запуская руку в перчатке за отворот кожаной куртки, – а маскировка.

Воробейчик хотел сказать, что не улавливает разницы, но тут в руке Арцыбашева появился огромный черный пистолет, казавшийся неимоверно длинным из-за навинченного на ствол глушителя. Пистолет нацелился Воробейчику в лицо с расстояния двадцати сантиметров. Воробейчик успел еще раз ткнуть пальцем в кнопку стеклоподъемника, заставив стекло поехать вверх, и открыл рот, чтобы крикнуть, но пуля крупного калибра вбила крик обратно вместе с осколками двух передних зубов. Отброшенный силой удара Воробейчик завалился на соседнее сиденье. Приведенное в движение тонированное стекло поднялось до самого верха, закрывая труп от любопытных взглядов.

Тяжелый “харлей-дэвйдсон” с одетым в черную кожу седоком вклинился в промежуток между двумя грузовиками, взял левее, скрываясь за их пыльными бортами, и, набирая скорость, пошел в сторону Центра.

* * *

Узколицый Валек бросил угнанную накануне “девятку” в каком-то глухом дворе, где сзади возвышался глухой кирпичный забор с протянутой поверху ржавой колючей проволокой, а слева медленно разрушался выселенный трехэтажный дом. Первый этаж этого дышащего на ладан строения до половины скрывался в густых зарослях какого-то кустарника и грудах гнилого строительного мусора. Отсюда до ангара, служившего базой группе Стаса Кузнецова, было не более получаса неторопливой ходьбы.

Валек не спеша закурил, выбрался из душного салона “девятки”, неплотно прикрыл за собой дверь и зашагал прочь, ни разу не оглянувшись. Ключ зажигания остался торчать в замке. Выходя из двора, Валек разминулся с группой подвыпивших молодых людей, явно искавших тишины и уединения, чтобы без помех дойти до нужной кондиции. Он посторонился и пониже надвинул козырек кепки, усиленно дымя сигаретой. Теперь о судьбе брошенной во дворе машины можно было не волноваться. Если о чем-то и стоило волноваться, так это о судьбе молодых людей: угнав эту машину, они могли нажить массу неприятностей, но Валька это уже не касалось. Кроме того, он полагал, что если встретившиеся ему парии не полные идиоты, то машина в ближайшие несколько часов будет разобрана и распродана по запчастям. Он сам не так давно был молодым и хорошо помнил те веселые времена.

Валек шел вдоль улицы, никуда не торопясь. Он не боялся преследования: из кольца оцепления ему удалось вырваться раньше, чем оно было установлено, а в способность сытых московских ментов найти кого-то, кто умеет соблюдать осторожность и не ищет неприятностей, он не верил. У него было два желания: выпить водки за упокой души приятелей, а потом взять за яйца этого мерзавца из банка и крутить до тех пор, пока у того глаза не вылезут на лоб. К сожалению, взять за яйца Стаса нельзя: его знакомый, о котором он так пренебрежительно отзывался перед тем, как пойти на дело, действительно очень прилично стрелял и на деле доказал недоверчивому Кузнецову, что ему приходилось нюхать порох. Валек действительно несколько раз бывал на разборках и даже собственноручно завалил одного из солнцевских быков, но он никогда не видел, чтобы кто-нибудь стрелял с такой убийственной точностью, находясь в столь незавидной ситуации. Такое можно было увидеть разве что в голливудском боевике. Но жизнь, какой ее знал Валек, очень сильно отличалась от боевика: она была гораздо более жестокой и корявой. Чтобы убить человека, недостаточно было пальнуть в его сторону из пистолета: стрелять надо было в упор и, как правило, не один раз. А если он при этом еще и отстреливался, задача, по мнению Валька, становилась почти невыполнимой. Чертов инкассатор не то родился в рубашке, не то плевать хотел на удачу и действовал наверняка, как настоящий профессионал.

Валек не собирался убивать Арцыбашева – во всяком случае, до тех пор, пока тот не отстегнет обещанные бабки. То, что взять броневик так и не удалось, дела не меняло: свою работу Валек выполнил, а его вмешательство в перестрелку вряд ли что-нибудь бы изменило. Он понимал, что слегка кривит душой, и его беспокоил тот факт, что он бросил Змея под дулом инкассаторского пистолета, когда вдалеке уже выли ментовские сирены, но Змей наверняка уже валялся мордой на асфальте и не мог предъявить Вальку никаких претензий.

Валек шагал пыльной улицей, слегка сутулясь на ветру и немного косолапя. Ветер трепал его незаправленную футболку, под которой за поясом джинсов торчал пистолет, и срывал дым с тлеющего кончика сигареты. Улица по-прежнему была пуста, и на всем пути до ангара Вальку повстречался только какой-то худой, засаленного вида мужичонка, с натугой крутивший педали дребезжащего велосипеда. Валек был равнодушен к красотам пейзажа, но эта улица нравилась ему своим вечным безлюдьем: это было чертовски удобно во всех отношениях. Если Арцыбашев все еще сидит в ангаре, дожидаясь возвращения посланных им на убой идиотов, уединенность этого места окажется весьма кстати: некому будет услышать поросячьи вопли взятого в оборот банкира и позвонить в ментовку. Скоро этот холеный ублюдок окажется лицом к лицу с собственной незавидной судьбой – точно так же, как оказались Стас, Мудя и Змей. И если он подохнет во время разговора, эти трое наверняка будут поджидать его на той стороне, потирая руки от предвкушения. Даже если на том свете нет ничего, кроме пустоты и темноты, они как-нибудь ухитрятся задержаться и все-таки дождаться этого козла – в этом Валек почему-то не сомневался.