в нее, втягивая мою кровь в свой рот. Я впиваюсь пальцами в его мягкую рубашку, не заботясь о том, что рву ее, и держусь изо всех сил, пока он контролирует каждый аспект нашего поцелуя.

Он оттягивает меня от своих губ за волосы и ухмыляется.

— Пойдем. — его руки убираются с моей головы, и я остаюсь ошеломленной, не в силах говорить целую минуту, пока Грейсон и Кольт забираются на переднее сиденье элегантного черного внедорожника Mercedes. Маттео ждет на заднем сиденье, выглядывая из открытой двери с самодовольным выражением на лице.

Я нахмурилась и, воспользовавшись дверкой, забралась внутрь. Дверь захлопывается за мной, и я подпрыгиваю от неожиданности и вижу, что Эвелин смотрит на меня.

— Веселись, Деми. Не забывай то, что я сказала.

Маттео

Правила — это не то, чему Деми привыкла следовать. Я придержал язык, пока она набрасывалась на моих мужчин, мою семью, терпеливо ожидая своей очереди, чтобы эти сочные губы коснулись моих.

Ее ярко-красный рот, надругавшийся над всеми тремя нашими губами, ее запах возбуждения, который все еще витает в воздухе. Кольт и Грейсон изо всех сил стараются не обращать внимания на пьянящий аромат, тихо беседуя о каком-то нелепом пари, которое они заключили на баскетбольный матч.

Я не люблю игры, как правило. По большей части я их презираю. Но с Деметрией дело обстоит иначе. Я бы играл с ней год за годом, наслаждаясь каждой искрой гнева или гнусностью, вырвавшейся из ее уст, позволяя ее презрению зарыться в мое существо и устроить себе дом, если бы это означало, что я смогу целовать и трахать ее до конца своих дней.

Я даже не погрузил в нее свой член, но я знаю, что это того стоит. То, как ее соски затвердели на моей груди, пока я целовал ее, почти заставило меня потерять контроль. Если бы не моя сестра, я бы сорвал с нее платье и трахнул прямо в машине на глазах у Грейсона и Кольта.

Глаза Кольта переходят на мои в зеркале, а затем быстро отводятся. Его лицо напряжено, несмотря на то, что он легко продолжает разговаривать с Грейсоном. Им слишком комфортно с тем, что я считаю своим, хотя Кольт и Грейсон попробовали ее кровь раньше меня.

Когда мягкие пальцы прижимают мою руку к штанам, я делаю вдох.

Простое прикосновение удивляет меня настолько, что я, черт возьми, делаю глубокий вдох. Эта женщина выводит меня из игры. Кольт и Грейсон обмениваются раздражающими взглядами, но я игнорирую их и смотрю на Деми.

Ее губы приподняты, и она сжимает мои пальцы.

— Ты выведешь меня из себя, если будешь продолжать в том же духе.

— Ты бы хотел, чтобы мои пальцы сделали что-нибудь еще?

Тонко, да, я знаю. Розовый цвет, заливающий ее лицо, оправдывает этот глупый комментарий. Ее собственное дыхание учащается, а ноздри слегка раздуваются. Я наблюдаю за тем, как она перебирает тысячи вариантов развития событий, и хмурюсь, когда она закрывает от меня свои мысли и напрягает взгляд.

— Что я здесь делаю, Маттео? Куда мы едем?

Вот так просто она снова переключилась на ненависть ко мне. Я мудак, раз ожидал, что понравлюсь ей. Я приказал схватить ее, и я бы сделал это снова. Она не сбежит от меня, не после того, как я попробовал ее кровь и отдал ей свою. Она будет моей.

Деметрия отдастся мне.

Глава 25

Деми

Маттео уходит от ответа, говоря, что приглашает меня поужинать. Это не может быть так просто, я знаю лучше. Есть еще кое-что, о чем он мне не говорит.

Кольт замечает, что я наблюдаю за ним в зеркало заднего вида в четвертый раз. Он не ухмыляется, только удерживает мой взгляд, пока я не отвожу взгляд от его очевидных мыслей. Я возвращаюсь к игнорированию Маттео и вполуха слушаю их с Грейсоном разговор.

Я хуже всех умею вести светскую беседу, и я не могу гарантировать, что не ударю кого-нибудь ножом. Особенно, если судороги начнутся снова. Эвелин заставила меня принять четыре таблетки ибупрофена, сказав, что это снимет боль.

Неужели прошло так много времени с тех пор, как она испытывала, как вагины восстают против своих владельцев? Если она сестра Маттео, то ответ "да". Эвелин не имеет ни малейшего представления о боли.

Кольт тормозит возле Pescaraz, самого популярного и труднодоступного итальянского ресторана.

— Черт возьми, — шепчу я, наблюдая за тем, как внутри проносится целая толпа моделей. — Мы едим здесь?

Все мысли о поножовщине улетучились вместе с обещанием божественной пасты, дарящей оральный оргазм.

— Ты одобряешь?

Я резко поворачиваю голову и насмехаюсь над Маттео.

— Черт возьми, да, я одобряю. Знаешь, как нам, простым крестьянам, трудно попасть в очередь?

Он наклоняет голову набок и изучает меня.

— Ты не крестьянка.

Может, и так, но это не меняет того, что я выросла одной из них. У моих родителей были деньги, но не такие. Это были деньги типа „давай покатаемся на яхте в эти выходные, а в понедельник полетим в Милан”. А не „деньги на отпуск в следующем году”. Это совершенно разные вещи.

Когда мы выходим из машины, парковщик забирает у Кольта ключи. Маттео выскальзывает следом за мной и протягивает руку. Я поджимаю губы в знак неодобрения, но протягиваю ему свою руку, потому что у ресторана притаилось несколько человек, надеющихся занять место, когда кто-то не явится по заказанному столику. Они смотрят на нас, когда мы входим в дверь; их кожа практически зеленеет от зависти, когда хозяйка кивает Маттео и мы обходим ее стойку.

Он ведет нашу группу в заднюю часть ресторана, держа взгляд прямо перед собой и не обращая внимания на то, как некоторые посетители пялятся на нас… или, на самом деле, только на него. Если бы костюмы "Кровной Мафии" Кольта и Грейсона не выдавали его, я бы сказала, что это аура злобы, которая ощутимыми волнами исходит от Маттео.

Никто не обращает на меня внимания, и я не могу сказать, что виню их. Маттео подобен яркому пламени, а люди в обеденном зале — мотыльки, которые подбираются все ближе, и им наплевать, выберутся ли они оттуда живыми..

В Pescaraz есть несколько отдельных комнат с темными тонированными окнами, так что ты не можешь видеть, кто находится внутри, скрытый от остального населения. Маттео останавливается перед дверью номер два, задерживаясь рядом