— Нет, нет, нет, — запротестовал Эмин, — ты не понимаешь, что ли? Мне сейчас надо, какой год?! Сейчас. Десять кусков. Налом. Без НДС.

А время оказалось дороже, чем думал Ян. Он видел, что Эмин скатился на чертово дно, ниже просто некуда. За месяцы, что прошли с первого платежа, еще зима не успела наступить, даже на каких-то деревьях листья не осыпались, а Эмин уже все снюхал или сколол.

— Мне без разницы, — ответил Ян. — Через год.

— Да нет же! — сказал Эмин и стал бить себя кулаками по голове, словно наказывал себя за то, что не может донести до Яна очевидную вещь: это он решает, какие правила, а не Ян. — Нет же, нет! Ты чего тупой-то такой? Я говорю, сейчас бабло надо, сейчас, не через год! И не сотка, а всего десятка. Зеленых.

Есть два способа устранить проблему: урегулировать и убить. Ян прикидывал, какие риски сейчас. Двор полон детей, окна школы выходят во двор, и, возможно, в каком-то окне сейчас стоит Симеон: все видит, все понимает и ждет развязки. В тот день Яну пришлось рассказать, что дядя хотел денег. София чуть не упала в обморок, когда узнала, что Эмин запросил сто тысяч, — правда, она думала, что рублей, и Ян не стал ее шокировать еще больше. Конечно, она знала, что он не испытывает каких-либо ограничений в деньгах, но не задавала вопросов, откуда они у Яна. Для нее сто тысяч рублей — огромная сумма, которую просто взять и выложить невозможно, нужно обязательно себя ограничить на несколько месяцев и скопить или залезть в долги, посадив на шею банкира. Симеон тогда поблагодарил Яна за щедрость и попросил больше денег не давать, и если из-за этого Симеону придется отправиться в детский дом, то поедет, но не позволит доить Яна. Неслабые для школьника рассуждения поразили Яна, и ему стало интересно, что скажет мальчик, если узнает о второй причине для шантажа: простреленном колене и попытке убийства? Но этого Симеону, разумеется, не сказал. Как и Софии.

София, кстати, и без Яна разобралась, что к чему. В тот день, когда Эмин впервые возник в их жизни, она дождалась, пока Симеон уснет, и позвонила Яну домой с вопросом:

— Что сказал Эмин, когда ты его нашел?

Яну пришлось рассказать историю семьи Симеона, из событий он утаил только намерение убить Эмина. История с побегом из Чечни стала для Софии откровением. Она не предполагала, что в современной России могут быть такие нравы и такие способы проявить волю старшего поколения. Она говорила обтекаемыми и корректными фразами, Ян выражался куда более прямолинейно. Но вот куда привела свободная жизнь Эмина и кто в этом виноват, для обоих осталось непонятным. Она отказалась брать с него деньги за следующий месяц, сказав, что будет выходить на работу и зарабатывать. Яну пришлось согласиться, однако он продолжал посылать ей на карточку больше, чем было нужно для покрытия текущих расходов Симеона. Это ее расстраивало, но Ян был непреклонен: это не зарплата, это возмещение расходов. Это он ее втянул, так почему расходы должна нести она?

Эмин гундел, не мог устоять на месте, его потряхивало изнутри, он пританцовывал и дышал, широко раскрыв рот, на вспухшие красные кисти рук.

— Да что ты телишься-то?! — сказал Эмин и вдруг заорал: — Я ПОЙДУ В ПОЛИЦИЮ!!! В ПОЛИЦИЮ ПОЙДУ!!! ДАВАЙ ДЕНЬГИ УЖЕ!!!

Ян отвернулся и пошел в школу. Эмин бежал следом и орал про полицию, про то, что у него украли сына, и еще что-то, пока Ян обдумывал ситуацию. Наконец Ян понял, что нужно делать. Он развернулся и вмазал Эмину по лицу, вышибив из него дух. Эмин рухнул на землю. Дети, без того привлеченные криками Эмина, закричали, столпились вокруг. Ян достал телефон и вызвал «скорую», попросив прислать наркологическую бригаду. Некоторые родители, услышав разговор Яна с диспетчером «скорой», сориентировались, что речь идет о наркомане, и разогнали детей.

«Скорая» приехала быстро, но Ян уже сильно опаздывал на начало спектакля. Он изложил фельдшерам суть и позволил им списать данные паспорта на случай, если полиция захочет пообщаться. Он спросил, в какую больницу отправят Эмина, и побежал на спектакль.

Симеон выступал во втором акте, и поэтому Ян нашел классную руководительницу и попросил проводить его к мальчику. Это было, конечно же, строжайше запрещено, но для Симеона сделали исключение: в школе знали, что его воспитывает опекун, а Ян помогает. И делали небольшие послабления вроде этого. Симеона нашли в гримерке, где мальчик, полностью замаскированный под волка, сидел на полу, обхватив колени, и плакал. Грим растекся по щекам, смыв усы и грозные глаза и превратив Симеона в грустного Пьеро.

— Дружище, ты чего? У тебя, по-моему, совсем другая роль.

— Он не оставит нас в покое теперь никогда, — ответил Симеон. — Я все видел.

— Мне жаль, что мне пришлось его вырубить.

— И правильно. Надо было вообще его убить.

— Нельзя убивать людей, — сказал Ян.

— Таких можно.

— Ну вот, теперь ты еще и судья. У тебя все-таки другая роль. Шоу должно продолжаться несмотря ни на что.

Симеон кивнул и вытер слезы. Лицо распухло, и на нем уже проглядывались черты Эмина, что не могло не огорчать Яна. Это было естественно, и поделать с этим вообще ничего нельзя, но Яну хотелось, чтобы у Симеона не было никакой связи с отцом. Он не знал, какой женщиной была мать Симеона, но с дядькой ему не повезло. Он помог Симеону нарисовать усы, грозные глаза и заверил, что будет громче всех хлопать, и отправился в зал, приободрив мальчишку как мог.

Под конец спектакля телефон разрывался. Он видел, кто ему звонит, и занервничал. Это была напарница, которая вообще не пользовалась сообщениями, а только звонила. За исключением того раза, когда вызвала его на набережную, в их самую первую встречу.

«Только не сегодня, — молил про себя Ян, — сегодня мне некогда! Надо привезти Симеона домой, надо съездить в больницу и разобраться с Эмином. Надо сделать кучу дел, только не сегодня!»

Но ее упорные звонки продолжались, и пришлось выйти в холл, чтобы поговорить. Он надеялся успеть на поклон.

— Алло!

— Я надеюсь, ты трахался.

— Не угадала, — сказал Ян.

— Будь готов к часу ночи.

— Где?

— Я скажу, — ответила Светлана и отключилась.

Он вернулся в зал, когда дети уже кланялись в третий раз. Он протиснулся в самый первый ряд, чтобы Симеон его увидел. И он его увидел.

Ровно в час звонок раздался вновь. Безапелляционным голосом напарница назвала адрес и велела быть через тридцать минут. Ян раздраженно положил трубку и завел двигатель. Ему не нравилось работать в паре, но он понимал, что Те Самые Люди еще не уверены в нем, сомневаются. Напарница — это не усиление, это благодать: только с ней ему гарантированы работа и безопасность.

Открыв дверцу ее автомобиля, он замер. На голове Светланы… дреды. Смена имиджа ее освежила и преобразила, словно он садился в машину к тату-мастеру. Еще бы «рукава» — и полный образ.