Уорд внимательно посмотрела на меня:

– Ну, наверное, нет. Но что бы там между вами ни произошло, или разберитесь в этом сами, или не выносите наружу. У нас проблем хватает и без того.

Чертов Мирз.

– Так я вам нужен еще на поисках с ищейкой?

– Были бы не нужны, вы бы здесь не сидели. Я просто хочу, чтобы вы не занимались всякой внеслужебной деятельностью, которую, похоже, вы мастер находить.

– Я ее не ищу.

– Похоже, она сама вас находит. – Уорд вздохнула. – Послушайте, это дело на особом контроле. Я сама на особом контроле. Эйнсли до сих пор рвет и мечет из-за вчерашнего – из-за выходок Джессопа, из-за случившегося с Люком Горски.

Я даже обрадовался возможности сменить тему на менее скользкую.

– Кстати, как он?

– Если вы о брате, то это просто обморок. Люк попал на то место, где убили его сестру, переволновался из-за этого. В общем, у нас у всех и так нервы на пределе, у кого-то по собственной вине, у кого-то нет. И я не хочу, чтобы стало хуже.

У меня сложилось впечатление, будто Уорд недоговаривает чего-то про Люка Горски. Впрочем, намек я понял: мое положение и так уже весьма шаткое.

– Что с асбестом?

Она помассировала затылок.

– В подвале есть подземный переход, связывавший основной корпус с моргом. Морг уже снесли, а туннель пока остался. Выяснилось, что в панелях потолка имелся асбест. Его полагалось удалить до начала работ по сносу, но, насколько мы сейчас можем судить, он был только в этом переходе. Мы можем работать, отгородив это место, и при условии, что все будут в масках и комбинезонах, никаких проблем возникнуть не должно.

Я видел обломки морга за основным зданием – груду битого кирпича и бетона, уже поросшую зеленью. Вероятно, туннель служил для перевозки тел умерших пациентов в морг подальше от посторонних взглядов.

– Джессоп знал об этом?

– Утверждает, что нет, но я ему не верю. Мы выяснили, что он лишился лицензии на работы с асбестом полгода назад. Какая-то бюрократическая волокита из-за того, что Джессоп не заполнил вовремя анкеты, что меня вовсе не удивляет. Для удаления асбеста придется нанимать другую фирму, а это может обернуться для него потерей контракта. По меньшей мере это означает новые задержки, чего он себе позволить не может. Джессоп и так понизил цену до минимума, чтобы выиграть тендер. Даже заложил свой дом для покупки нового оборудования. Это разорит его.

– Там и без того хватало задержек, – заметил я.

– Это его проблемы. Меня больше волнует то, как это скажется на следствии. И что еще он может выкинуть.

– Например?

Уорд покачала головой:

– Ладно, ничего. Надо двигать дальше.

Она с усилием поднялась, поморщилась и потерла поясницу.

– Вы-то сами как? – спросил я, тоже вставая.

– Вы об этом? – Уорд положила руку на живот. – Так себе. Спина болит, мочевой пузырь ведет себя, как ему заблагорассудится, а еще у меня заноза в виде эксперта, который все делает не так, как ему велят. Если не считать этого, все просто зашибись.

– Ну работа как работа.

– Да. – Напряженность между нами ослабла, но не исчезла окончательно. – Я серьезно: мы не можем позволить себе никаких новых проколов. Давайте сосредоточимся на деле и не будем отвлекаться, ладно?

Я не считал, что слишком отвлекаюсь, однако возражать не стал.

– Могу я хотя бы узнать, что будет с Лолой и ее сыном? – рискнул я спросить перед тем, как выйти из фургона.

– Мы этим займемся. – Судя по тону Уорд, разговор на этом завершился, но вдруг она добавила: – У Леннокс и ее сына нет собаки?

– Я не видел.

Я вспомнил: на брезенте, в котором перетаскивали Кристину Горски, обнаружили собачью шерсть.

– Ладно. – Уорд отвернулась и вышла из фургона.

Внутри Сент-Джуд все оставалось по-прежнему, словно мы и не уходили. Отрезанная от внешнего мира больница, казалось, существовала в каком-то собственном, замкнутом мире. Ее интерьеры не один год не знали ни солнечного света, ни свежего воздуха, так что темнота будто въелась в камни. Похоже, гнетущая атмосфера начала действовать даже на лабрадора: пес чаще скулил и оглядывался в поисках поддержки на хозяйку, прежде чем обнюхать очередной темный угол. Даже пожеванный теннисный мячик утратил для него свою привлекательность.

Зато мы ускорили темп продвижения. К середине дня мы закончили осмотр верхнего этажа и спустились на второй. Ложных тревог здесь стало меньше – возможно, потому, что попасть сюда с чердака птицам и грызунам было сложнее. Место Джессопа в группе занял полицейский, вооруженный электроинструментом и эндоскопом на случай обнаружения новых перегородок.

Правда, пока их больше не обнаруживалось.

Мы добрались до больничной часовни, когда Уэлану позвонили.

– Что-то нашли в подвале, – сообщил он, выключив рацию. – Собака там не нужна. Вы продолжайте, а мы с доктором Хантером спустимся посмотреть, что там.

– Разве им не нужна собака, чтобы проверить? – удивился я, когда мы двигались по лестнице в подвал. Голоса наши отдавались от стен гулким эхом.

– Не сейчас. Они это что-то видят, только достать не могут.

– Что?

– Они полагают, это рука.

Больничные подвалы – особенный мир. На самом деле именно здесь расположено сердце больницы – невидимые стороннему глазу котельные и насосные, поддерживающие жизнь здания. Даже при том, что Сент-Джуд уже много лет как умерла, этот потаенный мир остался нетронутым. Подобно окаменелым органам давно вымершего животного, механизмы, обеспечивавшие его теплом и дыханием, сохранились в целости и сохранности. Я находился тут впервые и мгновенно ощутил разницу. По мере того как мы спускались все ниже, запах сырости и плесени становился сильнее. Если верхние этажи казались мне жуткими, здесь все обстояло еще более ужасно. Верхние этажи служили больнице, так сказать, парадным лицом; их косметически подновляли и подправляли в попытках скрыть почтенный возраст здания. Тут же, вдали от пациентов, этого делать даже не пытались. Если где истинный возраст Сент-Джуд и проявлялся предельно наглядно, так именно в подвале.

Длинных, извилистых коридоров не было. Лестница заканчивалась на пересечении нескольких узких проходов с кирпичными стенами, по стенам которых змеились угловатыми кишками трубопроводы. Какие бы холод и сырость ни царили на верхних этажах, там, по крайней мере, была хоть какая-то вентиляция. Окруженный со всех сторон землей, лишенный отопления и вентиляции подвал пропитался влагой насквозь. Вода капала с потолков, слезами стекала по стенам и скапливалась в лужах на полу.

– Мило, правда? – буркнул Уэлан.

Разбрызгивая обувью воду, мы шли вдоль цепочки прожекторов, постоянно пригибаясь, чтобы не врезаться в пересекающий коридор трубопровод. Когда-то давно подвал, наверное, полнился шумами котлов, насосов и вентиляторов, живым пульсом больницы. Теперь единственным источником шума были мы сами.