В то же самое время нигде не было Лики…

Но пазлы еще не сошлись. Ночь прошла в муках ума и сердца, к утру у Крымова заболел желудок и засбоило сердце. Он уже изрядно выпил – только это и спасло его. С девяти утра он стал звонить Роберту, но телефон фаворита судьбы был отключен, как и у Лики. Ему удалось дозвониться до секретарши Роберта, но та сказала, что ее шеф уехал очень далеко и вернется не раньше чем через месяц. На вопрос, куда же он уехал так надолго, Крымов получил обстоятельный ответ: «В кругосветное путешествие». «Он уехал один?» – внаглую спросил издергавшийся Крымов. И получил еще один исчерпывающий ответ: «Это конфиденциальная информация». Одним словом, как серпом по одному месту.

Теперь уже Крымов не сомневался: его друг детства, вылетевший на него, как черт из табакерки, прихватил его подругу и увез ее в тридевятое царство к молочным рекам и кисельным берегам, а его, скромного детектива, нерадивого пса, нищеброда, по дороге завезли в чащу и, дав хорошего пинка под зад, бросили там на погибель. Но что Роберт должен был предложить Лике, чтобы она поступила с ним, Крымовым, так подло? И кем она сама должна была оказаться, если способна на такие поступки? Бездушной сукой? Подлой тварью? Исчадием ада? Или первым, вторым и третьим одновременно?

Именно поэтому на третий день после возвращения из плаванья он сидел в баре напротив психушки и пил коньяк. Только что ему сообщили, что медсестра Лика Садовникова уволилась с работы по собственному желанию несколько дней назад. А ему она сказала, что взяла недельный отпуск. Даже тут – вранье. А еще он позвонил в педагогический институт – никакая Лика Садовникова там не училась. Ни на психолога, ни на филолога, ни на других факультетах. Там о ней даже не слышали. Кругом – ложь.

Увы, его счастье рухнуло так же стремительно, как исчезает прекрасный замок из песка от хлесткого удара морской волны.

Но жирной точкой стало смс, которое он получил с незнакомого телефона: «Я на Большой Медведице. Не ищи меня, и спасибо за все». Нет, это был не пинок под зад – песика вывезли и пристрелили. По крайней мере, жестокие хозяева были уверены, что он сдох.

От барной стойки с бутылкой коньяка в одной руке, бокалом в другой и портфелем под мышкой отошел пожилой, хорошо одетый мужчина. Он огляделся и направился к столику детектива Крымова:

– Простите, у вас не занято? – спросил печальный старик. – Мест уже нигде толком нет.

Крымову не хотелось общества, но он был не дома и потому ответил:

– Тут свободно.

– Благодарю вас.

Старый дядька сел напротив. Его лицо показалось Крымову очень знакомым. Где он его видел? И вдруг детектив вспомнил: это же главврач психушки! Как там его? Троепольский! Верно… Сан Саныч…

А главврач тем временем, свинтив крышку с бутылки коньяка, кивнул на бокал соседа:

– Выпьете со мной? За проклятых баб, гореть им в аду?

– За это выпью, – мрачно ответил Крымов, проглотил остатки своего коньяка и пододвинул пустой бокальчик к соседу.

Тот наполнил до краев оба, поднял свой, Крымов – свой, и они молчком выпили. Главврач вытянул из портфеля плитку шоколада, поломал его прямо в обертке и только потом, шелестя фольгой, открыл.

– Я выпью еще, – сказал он. – А вы?

– Благодарю, я подожду, – ответил Крымов.

– Как хотите.

Троепольский налил второй до краев, сказал в пустоту: «Будьте вы прокляты, твари», – выпил, бросил в рот дольку шоколада и, тупо глядя перед собой, стал жевать. Крымову не стоило труда догадаться, что главврач уже хорошо принял на работе, а сейчас культурно догонялся, поэтому второй бокальчик так накрыл его.

– У меня была медсестра, – заговорил Троепольский. – Красотка, косившая под серую мышку. Как ее наши только ни называли: «синим чулком», «девушкой в футляре», «розой в целлофане»…

Крымов, хоть и сам был поддат, мигом навострил слух.

– Носила жуткие старушечьи очки, волосы, как старая училка, зализывала назад и собирала в пучок, косметики – ноль. Но красоту спрятать трудно. Все знали, что под ее лягушачьей шкуркой скрывается тело богини. И что сама она, как пить дать, порох, огонь в чистом виде, только умело скрывает это. И я все это знал, потому что повидал женщин на своем веку. А эта как будто таилась ото всех. К ней все подбивали клинья – впустую. И я подбивал, грешен. Даже меня она отшила, а ведь я ее начальник. Самый-самый главный, между прочим, – погрозил он пальцем. – И вот, с неделю назад засиделся я с делами в своем кабинете – и вдруг стук. На часах полночь. А стук такой особый. Как в сказке. И входит ко мне незнакомая красотка в коротком белом халатике, с обалденными ногами, – бедрами туда-сюда, грудь из халата наружу так и лезет, на голове – белая шапочка с большим красным крестом. Ну просто девица из «Плейбоя»… О, я вижу, мой рассказ заинтересовал вас?

– Еще как заинтересовал. Продолжайте.

– Я не пойму, кто это. У меня таких работниц нет. А она говорит: «Эх ты, Сан Саныч, не признал меня?» И садится на мой стол, ногу на ногу кладет. У меня в голове помутилось. А еще грудь, которая вот-вот из халата выкатится! Потом ее лицо в свет настольной лампы попадает, и я понимаю: ночная дива – это моя медсестра Лика Садовникова! Синий чулок! Мышка-норушка. И вот эта мышка, как ни в чем не бывало, встает со стола и у меня на глазах расстегивает халат. А под ним она – голая! Да такая, что поднялся я со стула, вышел из-за стола и бухнулся перед ней на колени. Целую в живот и шепчу: «Богиня! Богиня!» Но так и впрямь богиня – слово из песни не выкинешь. А потом она так в шутку говорит: «На полу нам будет неудобно». Сама меня на диван потащила и там осчастливила. – Троепольский горячо выдохнул: – Помолодел я с ней лет на тридцать, ей-богу, уже и не помню, когда мне было так сладко и хорошо, – он сокрушенно покачал головой. – И ведь мечтал в ту ночь, сидя за бумагами, именно о такой женщине. Все как по заказу…

– Выпьем? – сам предложил Крымов.

– Выпьем, – согласился главврач и стал разливать остатки коньяка.

Они выпили. На этот раз и Крымов взял дольку шоколада.

– Уходя, она сказала, что хочет стать старшей медсестрой. Я тогда не поверил