Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тяжел был сейчас взгляд Крымова:
– Увы.
– Я куплю еще бутылку? Не возражаете?
– Покупайте.
Троепольский кивнул собеседнику, а вернее – благодарному слушателю, встал и, чуть покачиваясь, двинулся к барной стойке.
Крымов с трудом верил в услышанное. Он звонил Лике незадолго до полуночи, говорил с ней, она что-то мурлыкала в ответ. Они признавались друг другу, что рады знакомству, а впереди у них счастливое продолжение встречи. И в то же самое время она наряжалась проституткой для этого старика, чтобы соблазнить и отдаться ему на диване. Но зачем? Какой в этом смысл? Чтобы пленить? Поработить? Получив должность старшей медсестры, гонять по больнице младших, вооруженных шприцами и системами, шпынять нянечек с утками? Да эта женщина в один перелет оказалась на Большой Медведице, откуда теперь с великим презрением смотрит на всех смертных. Или… ей нужно было просто поиздеваться над старым главврачом? Как и над ним, Крымовым, просто ради потехи? Но та медсестра, «синий чулок», которую он спас от насильника-врача, была другим человеком. Или тут ключевое слово «еще», которое он никак не решается произнести? Пока еще была другим человеком…
– Так вот, – поставил бутылку коньяка на стол Троепольский и сел напротив Крымова, – сутки я болел без нее, как наркоман без дозы. На мои звонки она не отвечала, просто скрылась. Выпьем?
– Да.
– Меня зовут Саша, – задержав бокальчик в руке, сказал главврач.
– А меня Андрей.
– Будем на «ты»?
– Будем.
Они проглотили коньяк и бросили в рот по дольке шоколада.
– Я узнал ее адрес и поехал к ней домой, – продолжал главврач. – Подкараулил Лику во дворе. Она приехала откуда-то на такси с большим старинным чемоданом…
– С чемоданом? Старинным?
– Да, с деревянными ободами для крепости. У моего отца был такой, еще с войны, трофейный. Но Ликин чемодан тяжелым не казался. Я хотел объясниться, и тут ее как прорвало! Просто я не заметил, что она уже была на нервах. Ее буквально трясло. Лика сказала, что желание стать старшей медсестрой – шутка. На самом деле она – стриптизерша, работала в каких-то клубах или кабаках, уже не помню. Но потом сбежала, потому что у нее не было отбоя от поклонников, ее преследовали, вот она и решила превратиться в серую мышь и стать медсестрой. Но завтра она уезжает в какой-то петербургский клуб, чтобы продолжить карьеру танцовщицы. Я, дурак, сделал ей предложение, там же, во дворе, но она прогнала меня, да еще сказала на закуску: зачем мне старик? Скоро у моих ног будут молодые миллионеры! Что-то вроде того. Я был за рулем, и пока возвращался домой, один раз чуть не потерял сознание и два раза едва не устроил аварию. А дома нажрался, как свинья.
Троепольский взялся разливать коньяк, а Крымов лихорадочно думал: вот почему она была не в себе. Он уходит на работу, она говорит ему, что весь день пролежит в постели, дожидаясь его. Вместо этого куда-то срывается и возвращается с чужим, очень странным чемоданом, затем нарывается на своего главврача, придумывает небылицу о стриптизерше, только чтобы Троепольский отстал от нее, дома у нее подгорают котлеты, потому что голова занята другим. А ему, Крымову, вернувшемуся с работы, с ходу сочиняет историю про погибшую в аварии подругу детства. Нагромождения лжи поражали воображение. Теперь уже было неясно, где она говорила правду и говорила ли ее вообще.
Время было позднее. Они допили коньяк и потопали на выход. Главврача к этому времени совсем развезло.
– Поймай мне тачку, – заплетающимся языком попросил Троепольский.
– Ок, – кивнул детектив, он тоже был теплый. – А ты адрес свой помнишь?
– Смутно. Но если напрячься…
– Напрягись.
Тот замотал головой:
– Не помню.
– Напрягись сильнее, Саша.
– Я помню его адрес, – сказали за их спиной.
Крымов вяло обернулся. На него равнодушно смотрел пожилой дядька с седой бородой, в парусиновом костюме и таких же башмаках.
– Переулок Специалистов, дом три, квартира пять.
– Откуда вы знаете?
– Бухали там сто раз, – ответил седой бородач. – Или двести. Эй, Саныч, ты живой? – спросил он у тощего старика.
Тот долго смотрел на вопрошавшего, потом ожил:
– Вася, ты?
– Я, кто же еще? Ну ты и нажрался, Саня. Я его довезу, молодой человек, куда ж деваться? – кивнул он детективу. – Тем более начальник мой. Придется у него остаться – поздно уже.
– Так вы тоже врач из психушки?
– Оттуда. – Он прищурил один глаз. – А у вас лицо знакомое, кстати.
– Типичное.
– Нет – знакомое, молодой человек.
– У вас тоже, кстати.
– Эх, Вася, Вася, – покачал головой Троепольский.
– Чего такое? – спросил седой бородач.
– Ты девчонку ту упустил, уже забыл? – Обращаясь к Крымову, главврач ткнул в коллегу пальцем: – Тот самый, который девчонку упустил на пару с этой сучкой.
– Какую девочку? – поинтересовался бородач. – И с какой сучкой? У тебя белая горячка, Саня?
– С какой? С Ликой.
– А с чего это у тебя Лика вдруг сучкой стала? Потому что уволилась, тебя не спросила?
– И поэтому тоже, – пошатнувшись, ответил главврач.
Сыщик разом встрепенулся:
– Так это было ваше дежурство, когда Женя Оскомина умерла?
– А вы кто такой, молодой человек?
– Следователь Крымов, веду дело убитой семьи Оскоминых, – он заговорил тише, чтобы Троепольский не услышал их.
– То-то я смотрю, что где-то видел вас. Давайте-ка его на скамейку посадим, – кивнув на шефа, предложил бородач, – а то грохнется еще.
Они усадили Троепольского на скамейку.
– Вместе с Ликой они ее упустили, – вяло цедя слова, пояснил главврач и погрозил пальцем. – В ту самую ночь, будь она проклята…
Крымов вежливо взял бородатого старика за локоть:
– Отойдем на два шага?
– Хорошо, – ответил тот и бросил через плечо: – Сиди, Саня, тихо и не рыпайся.
– Что произошло в ту ночь? Когда умерла Женя?
– В ту ночь Лика Садовникова занималась этой девчонкой. Сказала: «Возьму удар на себя», – а меня отправила спать. Тем более что девочка была в отключке. Ей вкололи очередную дозу успокоительных и снотворного, чтобы не буянила. В таком состоянии я, как врач, был ей точно не нужен, хватило бы и одной медсестры. Я проснулся утром, пошел в палату. Лика была там. Сидела, как часовой. Сказала, что Женечка очнулась среди ночи, было невменяема, начала буянить, вырываться и кричать…
– Так она очнулась?
– «Синий чулок» так сказал. Она ей сделала очередной укол, и та заснула. Когда