– Да пропади она пропадом!..

– И мы – пропади? Или иную дорогу знаешь, что мимо плахи ведет? Мы ж против государева наследника своровали, а руки и ноги секли и за меньшие вины.

– Так что нам теперь делать?

– Выдвигаться к Синим горам! Там она – там ей и овладеешь.

– Как?

– Сама твоей будет…

– И как я найду ее?

– Почуешь. Ты – из иного царства…

– И далеко до этих гор?

Аверя назвал расстояние в верстах, которое Максим сразу же забыл, понял только, что оно значительно.

– Без лошадей, денег и еды…

– Знаю: может, придется побираться да корье жрать заместо хлеба. – Аверя придвинулся к Максиму и горячо зашептал: – А то бают: был в некоем городе воевода шибко неправедный, людей к потолку вздергивал по единому наговору, без улик!.. У одной же вдовы, там же обретавшейся, старший сын к лихим людям подался. Воевода и говорит ей: коли сочту, что по твоей наводке да с твоего ведома было, суставы тебе так выверну, что назад не вставишь… Меньшой же брат того, кто сбег, – а годков ему было помене нашего – пошел во двор к воеводе за мать просить. Воевода велел челядинцам пропустить его, оглядел затем и изрек: окажу-де ей милость, да только и ты мне окажи. Походи ко мне ночью, а покуда ходишь, мать твою не трону… И с братом не буду строг, ежели судьбу его мне решать приведется. Сладенек ты, как свежеотжатый мед… Максим, если до такого приспеет в крайности, содеешь? Я ради Аленки бы…

Максим поначалу вздрогнул, но затем глянул на друга и ответил без дрожи в голосе:

– Я – как ты!.. Только ради вас обоих. И ради Пашки… Ребята, слушайте! Вы не разузнали, что с ним? Когда на нас напали, я не успел спросить…

Аверя, и без того не слишком веселый, еще больше помрачнел; Аленка же, сидевшая чуть поодаль, побледнела и отвернулась.

– Да не тяните вы! – крикнул Максим, заподозривший неладное. – Что случилось?

Аверя опустил голову, точно съежившись под острым, направленным на него взглядом, и наконец откликнулся – тихо, словно опасаясь, что кто-то посторонний услышит:

– Он погиб…

Странного чувства – будто собственного тела больше нет – Максим не испытывал ни до этого, ни после. Происходившее ничуть не напоминало обморок или хотя бы помрачение рассудка – Максим все четко видел вокруг себя и четко осознавал, – но его ноги, видимо, начали подгибаться, так что Аверя предусмотрительно схватил его за локоть. Однако Максим быстро преодолел секундную слабость и, распрямившись, резко спросил:

– Это из-за нее, да?

– Помнишь встречу с Евфимием на дороге?

Максим кивнул.

– Его, едва ссадив с корабля, в застенок потащили, а там принялись кости дробить, и его сердце не выдержало… Тем и избегнул казни!.. А пытали Евфимия о хлопчике, который носил чудную одежду, – только не о тебе. Его короткие штаны были синие, а вот здесь, – Аверя показал чуть выше своей коленки, – занятное клеймо портной вышил – пять сплетенных белых колец. («Олимпийские шорты Павлика!» – мелькнуло у Максима в голове). Евфимий приветил того парнишку и загодя молвил ему, чтобы он уходил от Дормидонтовых истцов, а куда – на север ли, на юг – им не пожелал сказать. За это и претерпел… Пусть теперь подле Бога о нас его молит… Сказывали, что положивший душу свою за ближних или дальних перед смертью уже сподобляется увидеть Господа. И с Евфимием беспременно то случилось…

– Но Пашку схватили-таки?!

– По другому нельзя было… И ты недолго б погулял, кабы не мы – не для бахвальства говорю, по правде. А смерть он принял, как не всякому мужу дано: не выпрашивал пощады и не сморгнул даже, когда к его лбу притиснули пистоль, что и отражено в донесении. Лишь когда уже чиркнули кремнем, служивым померещилось, будто он шепотом помянул какого-то Максима.

– Да, это Пашка – он такой. Храбрый… – Как Максим ни удерживал слезы, они все же закипели у него на глазах. – А я…

– Брось реветь! Ну что же ты… – забормотал Аверя, убедившись, что прежний грубоватый оклик никакого действия теперь не возымел. – Заполучишь Жар-птицу – воротишь и твоего Пашку.

– А так можно?

– Скажи: ты помнишь день и час, когда упустил его?

– Рад бы не помнить… Да разве забудешь!

– Жар-птица – боярыня над местом и временем: мы читали. Правда, Аленка? (Девочка подтвердила, кивнув). Ты при ней волен вновь очутиться в своем царстве – вообразишь наперед, где именно и когда, – и отвратить гибель Пашки. Тебе и потребно всего лишь оказаться на той улице малость пораньше да посильней его толкнуть.

– Аверя, я ведь… – Максим осекся.

– Что?

– Тогда забуду вас! Или нет?

– А ты не хочешь этого?

– Ребята!.. – Максим отступил на два шага, чтобы видеть сразу обоих друзей. – Если у нас все получится… Может быть, у вас тоже есть какое-то заветное желание? Обещаю, что его исполню!

Аверя и Аленка испытующе глянули на Максима; было заметно, что они волнуются.

– Я даю слово, – повторил Максим. – Как клялся отцу уберечь Павлика.

– Хорошо, – произнес Аверя. – В таком случае… верни наших родителей.

Максим в знак согласия молча протянул руку; Аверя пожал ее. Все необходимое и впрямь было сказано; теперь надлежало подготовиться к дороге, насколько это представлялось возможным. Два из трех своих таланов Максим отдал Авере и Аленке соответственно, не считая себя вправе единолично распоряжаться самым ценным ресурсом, имеющимся в наличии, и более полагаясь на опыт друзей, нежели на свой собственный. Среди полуобгоревшего хлама удалось найти обрывок достаточно крепкой веревки; используя его и несколько обугленных кусков дерева, для Аленки соорудили некое подобие носилок. На отныне бесхозном участке Максим накопал немного репы и моркови, чего должно было хватить на ближайшее время; к сожалению, местные крестьяне не слишком пробавлялись огородничеством. Оставаться долее на пепелище не имело никакого смысла, и ребята, не дожидаясь темноты, двинулись в путь. Из-за Аленки шли небыстро – даже не потому, что ее так уж тяжело было тащить: просто Аверя и Максим боялись причинить ей боль, сделав слишком резкое и рассогласованное движение. Сама Аленка еще не могла приступить на раненую ногу, и поэтому даже удовлетворение простейших желаний было для нее сопряжено с определенными трудностями, так что красная как вишня девочка регулярно просила Аверю о помощи, поскольку его стеснялась все-таки меньше, чем Максима. На каждом привале Аверя обходил окрестности с заранее заготовленной расщепленной веточкой, иногда удаляясь километра на два от места стоянки, но