Так и вышло. Мы с Ликой решили за стол не садиться, подождать Глеба, но Пашу пытались заставить пообедать. А он отмахнулся, сказал, что все вместе за стол сядем. И, наконец, в дверь позвонили, я вскочила, чтобы открыть дверь.

— Я сам, — Паша поднялся с дивана, на секунду остановился, повёл плечами, чуть морщась, и вышел в коридор.

Мы же с Ликой выждали немного, и отправились следом.

Я, хоть и решила стать смелее, более открытой, понимаю — свою суть я не переиначу, большей частью останусь такой же, какой была. Понимаю я и то, что Пашу не переделать целиком и полностью. И сейчас мне волнительно за Глеба: а если Паша снова скажет сыну что-то обидное? Пашу не могло не задеть то, что Лика сразу переехала к нему, а Глеб исчез с радаров. И что тогда делать? Бросать Пашу, бежать за сыном, и снова по кругу?

Паша открыл входную дверь. За порогом — Глеб. Сын стоял, глядя вперед расфокусированным взглядом, но через секунду он на мне сосредоточился. Улыбнулся несмело, виновато, будто во всём случившемся есть хоть доля его вины! А затем Глеб перевёл взгляд на Пашу. Я шагнула к ним, чтобы не допустить новой ссоры, но… остановилась. Потому что Глеб вошел в дом, неловко хлопнул Пашу по плечу, и попытался отстраниться. А Паша не позволил. И обнял сына. Глеб сначала замер растерянно, но через мгновение ответил на объятие — оно недолгим оказалось, но это уже прогресс!

— Они же помирились, мам? — взволнованно шепнула Лика. — Надо, чтобы помирились. Нельзя из-за этой Тамилы-дурилы сейчас ругаться!

Если бы только из-за неё, — подумала я, наблюдая за своими мужчинами.

Глеб что-то тихо сказал отцу, Паша кивнул, я услышала его низкий голос, но не разобрала, о чём они. Главное, не воюют больше. И Паша сыну мягко улыбается. Может, он и не обижен на Глеба за его побег от нас. Наверное, тоже понимает, почему сын отстранился.

Паша кивнул Глебу, закрыл дверь, а сын к нам пошёл. Лика с визгом кинулась к брату.

— Эй, на меня нельзя прыгать. Я всё еще инвалид, — Глеб сказал это, смеясь, но Лику поймал.

— Настоящим инвалидам это не говори, дурачина!

— Не успел я войти, а ты уже обзываешься. Мам, а не помыть ли Лике рот с мылом?

— Мам, Глеб меня ущипнул. Больно! — довольно наябедничала Лика, вступая в привычную игру, за которой мы с Пашей наблюдали с улыбками.

Но на лице мужа я увидела ту же тень вины, которую сама чувствовала. Почти упустили, почти потеряли самое дорогое!

— Мам, — Глеб подошел ко мне, и обнял. Не так, как Пашу. Без неловкости, свойственной мужчинам. — Прости, ладно?

— И ты меня прости. Но хватит об этом. Хоть сегодня с нами побудешь?

Глеб кивнул, и прошептал мне на ухо:

— Он так плохо выглядит! Даже хуже, чем после той аварии десять лет назад. Изменился очень, смотреть больно.

— Папа поправится.

— Я пока с вами поживу, на время лечения. Здесь или дома? Отец сказал, что вы снова решили попробовать, — Глеб, чуть нахмурено посмотрел мне в глаза.

— Утром никто никого выгонять не будет. Мы с твоим папой в себя пришли, постараемся решить наши проблемы, — успокоила я сына. — А послезавтра вместе идём в больницу.

— С вами можно?

— Давайте за стол, хватит секретничать, — поторопил нас Паша.

Повторять свою просьбу за столом Глеб не стал. За столом мы, не сговариваясь, решили не обсуждать болезненные темы. Но на следующий день сын снова предложил поехать в больницу всем вместе.

— Давайте в следующий раз, ребята. Там не место для детей, — сказал Паша. — Я бы и вашу маму не хотел там видеть.

— Но придётся, — пробормотала я, всё еще растерянная после ночного разговора с мужем.

Своё обещание Паша выполнил, и всё мне рассказал.

Я тоже своё слово сдержала. И на приём к Инне мы поехали вместе.

Глава 37

— Почему такая загруженная? — поинтересовался Паша.

— Я не загруженная. Ты как себя чувствуешь? Температура опять, — на секунду убрала руку с руля, приложила к Пашиному лбу, хотя можно было обойтись и без этого, по состоянию Пашиных глаз видно, что температурит.

— Ерунда. А ты всё-таки загруженная. Может, довезёшь меня, и домой?

— Мы же договорились, что вместе на прием едем!

— Договорились, но я же вижу, как тебе это тяжело даётся. Ась, все эти больницы, врачи — они не для тебя. Расстраиваешься очень, гаснешь. Так что на приём я один пойду, а ты, как довезёшь меня, домой вернешься.

Паша произнес это спокойно, он не вопрос задал, а свое решение озвучил. И я впервые не дернулась, чтобы кивнуть, не споря.

— Ну да, — буркнула я, — врачи, больницы — это не для меня. Подумаешь, двоих детей родила, и с ними, когда маленькими были, по поликлиникам и больницам ходила. Паша, ты меня совсем невменяемой не выставляй, пожалуйста.

— Кто-то завёлся, — хмыкнул муж.

Я как раз притормозила у пешеходного перехода, бросила на Пашу взгляд, и… догадалась. Да он же специально меня злит!

— Ты поругаться хочешь?

— Хочу, чтобы ты рассказала, почему такая зажатая сегодня.

— Волнуюсь потому что. И на дорогу смотрю, а то не буду зажатой, расслаблюсь, и в аварию попадём.

— Зато умрём в один день, — хохотнул Паша.

— Очень смешно. Ты опять за своё.

— Как и ты. Снова молчишь, — отмахнулся муж. — Ах, да, точно, ты же за дорогой следишь. И волнуешься. Как я мог забыть.

— И снова мы ругаемся, хотя договорились…

— Договорились разговаривать, — повысил Паша голос, перебив меня.

И он прав. Прав, чтоб его!

— К Инне ревнуешь?

Я покачала головой. С Инной я разберусь.

— Она просто подруга, Ась. Скажи уже!

— Я просто думаю о нашем разговоре. Точнее, о том, что ты мне рассказал, — я произнесла это, глядя не на Пашу, а строго на дорогу перед собой.

Я и вчера думала о том, что мне Паша выложил, но слишком растеряна была, разложить всё по полочкам не вышло, да и Глеб с Ликой отвлекали. А сегодня накрыло.

Позавчера Паша, как и обещал, поделился со мной