Словно голодный удав добычу, здание бесшумно проглотило их, мягко шаркнув дверью, в одночасье делая фрагментом своего сложного и малопонятного для непосвящённых организма.

Вот и длинный серый коридор с вереницей одинаковых, обитых кожей, дверей. Шаги гасила ковровая дорожка, лентой убегавшая в сторону высокого окна. Даже воздух казался молодому ученому наэлектризованным и насыщенным тайной. Наконец молодой эфэсбэшник остановился у двери с табличкой и, не успел Артур прочесть надпись на ней, сказал:

— Вас ждёт Леонид Максимилианович Борский, Прошу вас, господа! — Он, чуть наклонив голову, распахнул тяжёлую дверь. Салмио и Велимир вошли.

— Рад вас приветствовать, господа! — Мужчина лет пятидесяти — пятидесяти пяти, среднего роста, с продолговатой лысиной, обрамленной короткими темными волосами, неспешно шёл к ним, встав из-за массивного, приставленного к окну стола. Его сухое энергичное лицо выражало непринуждённую полуулыбку, но глаза не улыбались, внимательно всматриваясь в визитёров. — Я так понимаю, что цель моего приглашения вам хорошо известна?

Уяснив, что дело обойдётся без долгих реверансов, Артур утвердительно кивнул головой. Он старался держаться уверенно, хотя и чувствовал знакомую неприятную сухость во рту. Велимир выступил вперёд.

— Леонид Максимилианович, мы ждём ваших распоряжений.

— Ценю вашу решительность, господин Обрадович, но для начала мне нужно посвятить вас в некоторые подробности. Артур, вы, наверное, ждёте от меня некоторых объяснений?

— Да, хотелось бы, — Салмио откашлялся.

— Присаживайтесь, — хозяин кабинета широким приглашающим жестом указал на кожаные кресла, асимметрично расставленные около стола.

— Итак, начну с предыстории, — сказал он, когда гост и уселись. — Вы, Артур, очевидно, к большому огорчению для вас, оказались носителем опасного секрета, восходящего, так сказать, к альма-матер современного оружия шестого поколения, И вас, разумеется, интересует, каким образом это случилось, тем более что сами вы, насколько я понимаю, ничего не помните?

— Абсолютно ничего.

— Что вам вообще известно о работах вашего дяди, Александра Покрова?

— Я точно знаю, что он был знаменитым физиком, работавшим над засекреченными проектами в Советском Союзе. Проекты эти касались применения эффектов электромагнетизма в военной области. В частности, что-то между разработками Никола Тесла и эффектами квантовой механики. Точнее не могу вам поведать. И уже от террористов я узнал о некой формуле творения, хотя совершенно не представляю себе, что это и о чём. Вот, пожалуй, и всё.

— Небогато, небогато. — Борский присел на край стола рядом с поэтом и философом. — Простите за нескромный вопрос, но всё же… Дядя делился с вами информацией о своих открытиях, рассказывал что-нибудь?

Артур ясно видел: небольшой допрос, конечно, не является импровизацией, а был заготовлен заранее, хотя и протекал в непринуждённой форме.

— Видите ли, Леонид Максимилианович, я тогда был подростком, учился в старших классах средней школы. О некоторых вещах мне дядя рассказывал, зная о моём тогдашнем увлечении физикой. По не так много, как вам, возможно, думается. Поверьте, — Салмио слабо улыбнулся.

— Бросьте оправдываться, в самом деле, — Борский театрально поморщился. — Это вовсе не допрос и вы даже не обязаны отвечать, если не хотите.

Конечно, Борский лукавил. Уже то обстоятельство, что беседу проводил сам директор ФСБ, говорило о многом. Борскому требовался максимум откровенности. Он немного помолчал, вероятно, ожидая, что заговорит Артур, но ответа не дождался. Молчание затянулось.

— Ну что ж. — Борский отошёл к окну. — Давайте начистоту. Вам действительно нечего сказать? Поймите, в ваших же интересах…

— Леонид Максимилианович, если человек не располагает сведениями, он не сможет облечь их в доступные для понимания слова! — перебив его, взмолился парень. — Именно вы обещали мне пролить свет на все эти иксы и игреки. Где же обещанная откровенность с вашей стороны?

— Ладно. Допустим, я вам верю. Считайте, это последней маленькой проверкой.

— Была и не последняя? — искренне удивился Артур.

— Мы пытались узнать, что именно вам известно, действуя через МВД Петрозаводска. Помните, наверное, ваше заключение под стражу в карельской столице?

— Как же можно такое забыть, — усмехнулся поэт и философ. — А, простите, «малява»? Тоже продукт совместного творчества ФСБ и полиции?

— Не иронизируйте, Артур. Встаньте на наше место. Да, по моему поручению следователю было приказано работать с вами, скажем так, не совсем стандартно, поэтому вам и направили эту несчастную записку. Хоть смейтесь, но у нас не было иной возможности убедиться в том, что вы не лжете, говоря о террористах «Инсайда» и электромагнитной бомбе. Что же нам оставалось применять к вам меры физического воздействия, попросту пытать? Баловаться с кетамином, скополамином или с чем похуже? Нет, увольте. Не в моих правилах, да и не те времена.

«Ещё моё иностранное гражданство», — машинально про себя вставил Артур.

— Тогда вы решили работать в рамках демократической процедуры? — съязвил он.

— Почти угадали. Кстати, записка была специально составлена на блатной фене, чтобы запутать вас, уж извините, и подтолкнуть к реальному сотрудничеству со следствием. Следователь должен был внушить вам доверие, но, по-моему, плохо справился со своей ролью. Впрочем, не важно. Мы убедились, что вы говорили правду. Особенно после того, как в ходе изучения архивов нашей организации неожиданно всплыли некоторые поистине шокирующие данные.

Борский победно взглянул на Салмио. Его взгляд будто сообщал: «Видишь, насколько далеко простирается моя искренность? Это же святая святых, тайны конторы».

— Леонид Максимилианович, я заинтригован и уже почти в шоке из-за одного только факта нахождения у вас…

Артур хотел продолжать, но Борский прервал его и указал на большой плоский экран, помещавшийся вместе с раскрытым ноутбуком на небольшом столике у противоположной стены. Вооружившись пультом, директор ФСБ щёлкнул кнопкой, и экран засветился. Сначала замелькали рваные полоски и мелкие чёрные кляксы, свидетельствующие о давности плёнки. Затем на экране появился профиль безвольно полулежащего в кресле человека, над которым склонилась мрачная мужская фигура, облаченная в белый халат. Губы полулежащего человека беззвучно шевелились, и только тут Артур понял, что звук при просмотре был отключён. Мужчина в белом халате склонился ещё ниже и стал делать какие-то пассы длинными худыми руками. На секунду он повернул к камере своё лицо и с экрана на зрителей как-то криво и вскользь сверкнули ледяные и немигающие, похожие на змеиные, глаза.

Артур заметно вздрогнул и подался назад. Борский выключил запись и, непринуждённо посмотрев в красочный календарь, висевший на торце шкафа, спросил: