В 1890 году на Парадеплатц распахнул двери респектабельный «Бауэр» — средоточие местных «белых воротничков». В 1909 году — «Империал» на Мюнцштрассе, 14 (начало улицы Пролетарской). В 1912-м — «Штадт-халле» на берегу Замкового пруда и тогда же — кафе нового Драматического театра на Хуфеналлее, 2.

На Хуфеналлее собирались в основном поклонники Мельпомены, дабы за «рюмкой кофе» пообщаться с любимыми актёрами. По отзывам иностранцев, именно там — и только там! — можно было встретить изящных и со вкусом одетых женщин.

«Наряд немецкой женщины, — иронизировал по этому поводу ещё Джером К. Джером, — это целая симфония. На голове зелёная шляпа с жёлтым пером и красной розочкой. Юбка голубая, обшита внизу оранжевыми полосками. Только кофточка отличается скромным фиолетовым цветом, но одета она так, что грудь делается плоской, а спина пузырится, как волдырь на обваренном месте, башмаки, хотя из грубой кожи, но зато большие; чулки прекрасной верблюжьей шерсти…»

Прибавьте сюда пристрастие к пиву, мучному и сладкому — и вы поймёте, почему женщины, пьющие не пиво, а шампанское и имеющие тонкую талию, в городе были наперечёт.

(Кстати, одеваться немки не умеют до сих пор. Шить себе костюмы, вечерние платья и носить элегантные «лодочки» на каблучке уважающая себя немка начинает не раньше чем разменяет шестой десяток. Молодые — все как одна — облачены в брюки пастельных тонов и немаркие свитера, длинные и свободные, так что очертания фигуры под ними не проглядываются вовсе. Практичные туфли на плоской подошве, ни грамма косметики на лице, стрижка, не требующая укладки, — вот всё, что позволяет себе и молоденькая фройлен, и фрау средних лет, если не хочет, чтобы на неё косились на улице. Не потому ли так шалеют немцы, видя наших дам — на шпильках с самого утра, намакияженных и в ярчайшем прикиде?!)

Пользовались популярностью также кафе «Лидтке» в зоопарке, «Юльхенталь» — в устье Хуфенского ручья (прежде оно именовалось «К поэту Крюгеру») и «Альте Хаммершмиде» (оно располагалось неподалёку от старой кузницы на озере Близнецов — после 1945 года там был размещён хлебный магазин, по которому потом озеро и стало называться Хлебным).

В 1900 году появилось кафе с поэтично-мифологическим названием «К коринфскому дереву» на Лавскераллее (ныне проспект Победы). Чуть позже — «К Копернику» (на Питьевом канале), «Долина Луизы» (там, где сейчас Свято-Никольский собор) и «Обертайхтеррассе» — кафе на террасе Верхнего пруда (в советские времена — ресторан «Прибой»).

Самым «молодым» было кафе «Алхамбра», открывшееся в 1930 году на Штайндамм, 119/121 (ныне улица Житомирская, в советское время на этом месте был построен ресторан «Русь», переименованный впоследствии в «Беларусь»).

…Особое место в жизни Кёнигсберга занимали кондитерские. Первая открылась в 1808 году напротив придворного почтамта на Принцессенштрассе (район нынешней гостиницы «Калининград»). Называлась она по вкусной фамилии владельца — Файге, что в переводе на русский означает «инжир». Подавались там только сладости — никакого пива, никакой еды. Поэтому наибольшее предпочтение этой кондитерской оказывали дамы.

Файге специализировался на тортах. «Луизенторт», пуншевый торт, «Снежная вершина горы», «Ледяное дерево» — одни названия чего стоят! А «хитом» заведения считался торт «Бонапарт» — более известный в России как «Наполеон».

В 1846 году кондитерскую Файге переименовал её новый владелец Юнг. Он жил на Принцессенштрассе и решил сей факт увековечить: кондитерская стала называться «Напротив конца Принцессенштрассе». Но торты там по-прежнему пекли вкусные, поэтому посетителей не уменьшилось. Тем более что аккурат перед кондитерской вплоть до начала XX века останавливались особые экипажи, на которых можно было совершить прогулку к морю.

Экс-«Файге» просуществовала более ста лет — увы, новое время не очень-то располагало «новых немок» к уютным посиделкам с соседками и приятельницами за чашкой горячего шоколада и хорошим куском «Наполеона-Бонапарта»… Однако и в тридцатые годы прошлого века в Кёнигсберге имелись такие кондитерские, как «Аменде» на Хуфеналлее, 15/17 (напротив главного входа в зоопарк — там сейчас магазинчик-стекляшка), «Гелхаар» на Кантштрассе, 11а (район Ленинского проспекта — от Эстакадного моста до гостиницы «Калининград»), «Кант-кондитерия» на Кнайпхёфше Ланггассе, 37 (под Эстакадным мостом, вдоль острова), «Мюллер» на Вейсгерберштрассе, 5а (неподалёку от здания ГТРК «Калининград»), «Шультце» на Трагхаймер Кирхенштрассе, 5/6 (ныне улица Подполковника Иванникова).

Фирменным блюдом «Шультце» считался миндальный торт. Забавно, но именно эта кондитерская вдохновила английского писателя Вудхауза на описание в романе «Дева в беде» кафе «Уютный уголок»:

«‹…› его содержит страдающая дама… Она подаёт яства с величавой томностью… У этого места своя, особая атмосфера. Чем оно берёт, так это недостатком света, почти полным отсутствием вентиляции, шоколадным тортом собственного приготовления, который не полагается резать. ‹…› По выражению лица дамы можно догадаться, что она невысоко ценит жизнь и хотела бы уйти от неё, как труп на втором этаже. Так и тянет предположить, что труп на этаже есть. Первым делом, как войдёшь, является мысль о том, что вот сейчас дама подойдёт и спросит: „Чаю, кофе? Не желаете ли взглянуть на труп?“»

Правда, англичанин Вудхауз вообще не любил немцев. А Кёнигсберг, который он посетил однажды, показался ему «большой и довольно мрачной деревней».

Молоденькие девушки в городе на Прегеле почему-то предпочитали кондитерскую «Швермер» на Мюнцштрассе, 3, где с удовольствием поедали марципаны и песочный торт в виде круглой башни.

…Кроме того, в Кёнигсберге было немало заведений, которые правильнее было бы называть «забегаловками» или, в крайнем случае, закусочными. Почтенные семейства, выгуливаясь воскресным днём, спрашивали там пиво и сельтерскую, а детям покупали мороженое или какао со взбитыми сливками.

Кафе в городе работали чуть ли не до апреля 1945-го — хотя варили там не кофе, а цикорий со слабым кофейным ароматом, а продукты давно выдавались по карточкам. Карточку можно было «отоварить» в кафе — к примеру, поменяв её (плюс деньги) на бутерброд с тоненьким слоем маргарина.

Посетителями чаще всего были мужчины, на короткое время вернувшиеся с войны, и их жёны или подруги. Пили они шнапс — хорошее пиво варить было не из чего, а изысканные вина, к которым немцы приучились, подмяв под себя почти всю Европу, стоили слишком дорого и настроению не соответствовали: на похоронах шампанского не пьют. А эти люди хоронили — друзей, себя… страну, которая была обречена столь очевидно, что даже ведомство Геббельса не могло доказать обратного.

В советском Калининграде кафе можно было пересчитать по пальцам: «Пингвин» и «Снежинка» на Ленинском проспекте, «Огни Москвы» на Московском проспекте, «Сказка» (с маленькими деревянными стульчиками, рассчитанными на детей), «Золотой петушок» у входа в зоопарк (где сейчас «Солянка») да десяток-другой «стекляшек», где почтенные алкоголики глушили портвейн, заедая его бутербродом с селёдкой или квадратиком плавленого сыра…