Медленно и со вкусом позавтракав, он обнаружил валявшийся неподалёку крепкий железный брус, вколотил его в песок там, где воды было по щиколотку, и закрепил на нём бутылки с пивом, уложенные в заранее приготовленный целлофановый мешок.

Окончательно высохнув, Костя намазался солнцезащитным кремом, переориентировал полотенце таким образом, чтобы лучи поднимавшегося светила упирались ему точно в пятки, и занял стандартную для таких случаев позу «французской лягушки на противне».

Как это ни странно, любовная персеверация его почти не терзала.

«Солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья!» — убеждённо продекламировал он в самый разгар дневной активности, когда берег уже кишел людьми, а солнце пекло так, что ему приходилось окунаться в море чуть ли не каждые десять минут.

«Я вас любил, любовь ещё, быть может… а может и не быть… Ладно, если аргентинцы сегодня выиграют, я дождусь седьмого числа! А если проиграют, то уж, не обессудьте, ma chere…».

Из трёх бутылок за весь день он, в результате, выпил только две, сочтя этот доблестный факт верным знаком грядущего исцеления, и, когда пробил час «Ё», загодя выверенный с таким прицелом, чтобы подъехать домой как раз к началу первого тайма, Костя собрал вещи, надкусил последнее яблоко и твёрдым шагом двинулся к парковке.

Ещё на лестнице он услышал, как в коридоре истошно вопит его мобильник. Через три секунды он был уже внутри.

— Ты чего трубку не поднимаешь? — обиженно спросил телефон голосом Эдика.

— Я медитировал на природе, — ляпнул Костя первое, что пришло ему в голову.

— Кто медитировал? Ты?!

— А что, подобные занятия бросают тень на мою репутацию или как-то унижают моё достоинство?

— Поговорку народную слыхал: куда шестом не достанешь, туда носом не тянись?.. — Эдик на пару секунд замолчал, видимо, давая Косте время на обдумывание этой глубокой максимы, потом добавил уже более снисходительно:

— …Впрочем, как сказал однажды Сенека: «Paucis opus est litteris ad mentem bonam — Для хорошей души не требуется много науки!».

— Спасибо, родной, за твою искреннюю, непоколебимую веру в столь безнадёжное предприятие, как мой духовный рост! Я, пожалуй, всплакну по этому поводу. Ты не возражаешь?

— Ладно, Коська, — перебил его Эдик, довольным произведенным эффектом. — У тебя никого сейчас нет?

— Никого.

— Тогда жди, через пять минут буду!

Костя тихо улыбнулся этой милой простоте, которую наши всезнающие предки почему-то ставили ниже воровства, кинул сандалии в шкаф для обуви и пошел в ванную принимать душ.

Не успел он толком вытереться, как в дверь позвонили.

— Врубай телик! Игра начинается! — заголосил Эдик, не успев ещё переступить порог.

— Да охолонь ты, Горлаций!

— Ты на море, что ли, был?.. Ладно, одевайся пока. Я сам всё сделаю.

Когда Костя, с голым торсом и мокрой шевелюрой, появился в комнате, Эдик, прихлёбывая Westmalle из фирменного стакана, уже пялился на стоявших в центре поля Баллака, Рикельме и главного судью матча, как раз кидавшего перед ними монетку.

— Садись! — мимоходом бросил он Косте. — Rochefort я тебе принёс, но наливать пока не стал, чтобы газы не выходили. Так что, самообслуживайся!

В первом тайме серьёзно потревожить Йенса Леммана (немецкого вратаря) гостям из Южной Америки так и не удалось.

— Хреново дело! — мрачно сказал Костя и направился на кухню за новой дозой «успокоительного».

— Не то слово!.. Пекерманну бы наших военных фильмов поглядеть. С немцем же нельзя в догонялки играть: либо ты его мочишь, либо он тебя. Aut cum scuto, aut in scuto — или со щитом, или на щите!

— Ладно, Цезарь! Был ведь в истории футбола и 1986-ой год…

На 49-ой минуте Рикельме выполнил подачу с углового, и Айяла направил мяч головой в притирку с ближней штангой, так что ни Лемман, ни защитники дотянуться до него уже не могли.

Аргентина повела в счёте, а Костя и Эдик в обнимку скакали по комнате и истошно орали «гол!», перекрывая шум телевизора.

— Ты был прав! — заметил Эдик, когда матч продолжился, и они с Костей вновь устроились на диване с полными бокалами пива в руках. — Однако ещё не вечер. Главное теперь не ошибиться!

К сожалению, выполнить Эдиков наказ аргентинцам не удалось.

На 80-ой минуте Баллак подал в штрафную, Боровски переправил мяч Клозе, а тот головой послал мяч прямо в сетку.

Тридцать минут дополнительного времени обе команды, тянули резину, надеясь проверить свою счастливую звезду в серии послематчевых пенальти.

И проверили.

Сначала Айяла пустил мяч бесхитростно низом, и Лемману удалось его поймать. А затем не выдержали нервы у Комбьяссо, и Йенс Лемман с мячом в руках вышел принимать поздравления от бундестима, от огромной массы желто-красно-чёрных на Olympiastadion и от всей Единой Германии.

Минут пять сидели молча.

— Ну, вот и всё, Эдюньчик! — загробным голосом прервал тишину Костя. — «Мне некуда больше спешить, мне некого больше любить…».

— Да перестань ты, ей Богу! — не уловив двойного смысла в фольклорной цитате, возмутился Эдик. — Ещё ведь есть Украина. Франция, наконец.

— Украина до полуночи явно не доживёт, а Франция…

— Да типун тебе на язык, иуда племени человеческого!

Кое-как дождались второго поединка, и здесь по-настоящему волноваться пришлось одному только Эдику. Костя ни капли не верил, что соотечественники его друга смогут оказать итальянцам хоть какое-нибудь серьёзное сопротивление. Так оно и вышло.

Нокаутированные, в сухую разбитые славяне, проигравшие свой последний матч на мировом первенстве со счётом 3:0, с опущенными головами покидали гамбургский стадион. Эдик, чей вид был не менее траурным, сухо пожал Костину руку, обулся и пошёл в кабак заливать свою грусть.

Когда порожние бутылки были вынесены на кухню, бокалы тщательно вымыты и поставлены обратно в шкаф, унылый и хмурый, как лондонская погода, Костя вдруг вспомнил о своём мобильнике.

— Там вроде были какие-то месседжи, — проговорил он вслух, широко позёвывая. — Надо глянуть…

Будто уловив, что хозяин думает о нём, телефон загудел и начал подавать сигналы, характерные для входящих смс-ок. Ну, разумеется, это был Луиджи!

«Sorry, my dear brother! I am terribly sorry!..» — таков был его комментарий на последнее футбольное событие. «Лицемер!» — укоризненно ответил ему Костя. «May be… Каюсь! Но ваши hohly, по-моему, и не стремились к победе». «Это точно. Выход в ¼ финала был для них всё равно как для бразилов — чемпионский титул». «Для каких ещё бразилов?!» — обиделся итальянец. «О’кей, о’кей. Для немцев», — подначил его Костя. «Всем задницу надерём! Всем до одного!» — пообещал грозный выходец из Палермо. «Ну, ну…».