Зачастую, мы играем свои роли скрепя сердце, нас постоянно гложет зависть и недовольство идеями «режиссёра», и мы, безмозглые аматёришки, время от времени подумываем о дерзких «импровизациях», о «бросании вызова авторитетам», о «свободном искусстве».

Какая эгоцентрическая нелепица! Какой самовлюблённый инфантилизм!

Мы всего лишь говорящие куклы, наделённые способностью наблюдать. Всё, что от нас требуется, — это полностью и безоговорочно отдаться движениям Кукловода, раствориться в нашей игре, безмолвно созерцать её, и тогда мы сможем увидеть Его лик, почувствовать Его безмерную любовь и заботу о нас и осознать Его тотальную непогрешимость.

Он есть, а нас нет. Он жив, а мы мертвы. Вернее, даже не так: нас, как отдельных от него сущностей, никогда и не было. Мы — Его часть, но по правилам игры мы сможем понять это только тогда, когда отвернёмся от нашей «сценической» деятельности и углубимся в себя, в свою истинную суть.

Только знание Творца и ничто другое в этом мире даёт человеку ощущение гармонии и смысла. Двигаться в такт Его движениям, слышать Его волю каждую секунду — вот высшая обязанность человека. Всегда выбирать только то, что начертано в Его плане, не отвлекаться на человеческие фантазии и не мутить свою и чужие головы баснями о вознаграждениях за смелость, предприимчивость и усердие — в этом и заключается сакральная ответственность всех познавших.

А что, собственно, представляет из себя наша жизнь? Обыкновенное скольжение бесплотной тени (читай: нашего сознания) по «забору», испещрённому банальными мирскими событиями. Больше ничего!

Человеческое ощущение самости — это данаев дар, который заставляет тени верить в то, что они живые существа. Любой наш вздох, любое слово, любое движение, как на некой вневременной карте, уже отмечено на «заборе», ограждающем живой и вечный мир Творца от Им же придуманного театра теней…

Подобные мысли, точно молнии, проносились в Костиной голове, в то время как сам он, покоясь в одиночестве на бывшем супружеском ложе в «Крестах», невидящими глазами смотрел в пустоту. Он не спал уже седьмые сутки, и, самое главное, спать ему не хотелось. Сознание попеременно кидало его то в сети причудливых откровений, подобных описанному выше, то в горечь и муку воспоминаний о кошмаре, случившемся неделю назад.

В то роковое утро он проснулся измождённым. Необходимо было идти в университет, сдавать экзамен по урматам. Но, едва открыв глаза, Костя почувствовал себя настолько отвратительно, что, несмотря на добросовестную учёбу во все предыдущие дни, ему захотелось плюнуть на сдачу и остаться в общаге с Оксаной; выспаться как следует, возможно, глотнуть вина или пива, а потом, если желание появится, съездить в университет и договориться о переэкзаменовке.

Оксана, видя состояние мужа, измотанного ночной зубрёжкой, не возражала. Её собственный экзамен должен был состояться только через два дня, и расслабление в Костиной компании абсолютно ничему бы не повредило.

Возможно, всё дальнейшее не случилось бы, если Костя не напряг тогда свою волю, не принял контрастный душ, и не побрился.

После этих процедур он воспрянул духом и бодро произнёс:

— Ладно, пойду. Сдавать всё равно придётся. Сегодня или в конце месяца — разницы никакой. А лучше знать предмет, чем сейчас, я уже не буду.

— Как хочешь, милый, — ответила ему Оксана. — Если чувствуешь в себе силы и уверенность, поезжай. Может, так оно будет и лучше. Меньше «четвёрки» ты вряд ли получишь, а пересдача — по определению, не «пять»… Буду ждать и держать за тебя кулаки.

Воодушевлённый Костя вышел в коридор, но, к своему глубокому неудовольствию, обнаружил, что ни один лифт не работает. Чертыхнувшись, он стал спускаться по лестнице и на шестом этаже споткнулся, не удержался на ногах и упал на ступеньки, больно треснувшись головой о железные перила.

Даже такое явное «сопротивление» пространства не вразумило его и, выйдя на улицу, он поплёлся к остановке автобуса.

Ни один подходящий маршрут в течение сорока минут так и не появился.

Пришлось ковылять к метро, что закончилось серьёзным опозданием к началу экзамена. Но у дверей аудитории всё ещё толпилась очередь из нескольких студентов, и Костя с облегчением пристроился им в хвост.

Через пару минут после его появления из аудитории вышел дежурный преподаватель и осведомился, не желает ли оставшаяся партия прийти после обеда или на следующий день. Все как один, и Костя в том числе, завопили, что сие никак невозможно, потому что они и так выстояли здесь очень долго, а после обеда у всех дела.

Сдача в итоге состоялась, хотя и заняла почти два с половиной часа. А на заключительном вопросе с Костей произошло нечто странное: он внезапно ощутил нечеловеческую боль в груди и от неожиданности даже застонал. Экзаменатор испугался, что со студентом может случиться обморок, инфаркт или припадок, и готов был уже бежать за медицинской помощью, но через пару минут Костю также неожиданно отпустило.

Получив свою душой и телом выстраданную «пятёрку», он вышел из здания и поехал домой.

Как ни странно, но обычной послеэкзаменационной эйфории Костя не чувствовал. В голову лезли какие-то дурацкие мысли, исключительно мрачные, и время от времени начинало сосать под ложечкой.

Уже на подходе к «родному дому» Костя заметил необычную активность около общажного подъезда. Кроме подозрительной толпы людей, оккупировавших почти всё заасфальтированное пространство, у обочины стояли два микроавтобуса: один милицейский, а другой — скорой помощи.

«Опять, что ли, драка была, пока я в универ мотался? — озадачено подумал он. — Хотя сейчас вроде ещё светло, такого у нас раньше не водилось…».

Подруга Оксаны, стоявшая в первых рядах, случайно обернувшись, заметила Костю и с необыкновенно встревоженным лицом стала продираться ему навстречу.

— Костенька, милый! Ты только держись, родной мой! — оказавшись с ним рядом, заголосила она сквозь череду спазматических рыданий. — Горе-то какое! Господи!..

Костя уже не слушал девушку и напролом рвался к тому, что скрывала от него спрессованная масса опечаленных людей.

Прямо на асфальте, в полуметре друг от друга, лежали два тела — одно женское и одно мужское, свалившиеся, как можно было догадаться, с огромной высоты и принявшие мгновенную смерть от удара о землю.

Вокруг обоих трупов растеклись здоровенные лужи крови. Два милиционера дотошно опрашивали свидетелей и не позволяли никому приближаться к погибшим на расстояние, меньшее трёх метров. Чуть в стороне курил усталый и изрядно расстроенный всем драматизмом ситуации врач.

Увидев лица этих двух несчастных, несколько обезображенные последствиями падения, Костя без труда узнал в них черты Оксаны и Вячеслава. В ту же секунду всё окружающее пространство померкло в его глазах, и, не успев произнести ни единого слова, он потерял сознание.

Дальнейшие события слились в Костиной памяти в бессмысленную, полуреальную кашу.