– Нормально, господин министр, полковников много, – ответил Гуров, улыбаясь. – Я у вас дважды был на совещаниях, в толпе затерялся.

Раскованность и свободная речь полковника вызвали на лице министра кислую улыбку, он жестом пригласил гостей присесть за стол для совещаний, который походил на полированное шоссе и был рассчитан человек на пятьдесят. Министр сел во главе стола, словно пристяжные, гости устроились по бокам, причем Гуров сел не рядом, а через два стула от хозяина, любил видеть человека в фас, а не в профиль.

Хозяин налил себе боржоми, жестом предлагая присоединяться, отпил из стакана, сказал:

– Ну, крутить-вертеть не в моих правилах. Скажи, Лев Иванович, в операх бегать не надоело?

– Надоело, так я другого не умею, – ответил Гуров.

– Ну а если бы я тебе главк возглавить предложил? – Министр взглянул испытующе.

– Польщен, господин министр, но я по природе не руководитель, а исполнитель.

– Ты что же, человек совсем не тщеславный? – удивился министр. – Не хочешь стать генералом, иметь персональную машину, дачу, нормальную зарплату?

– Я очень тщеславный, господин министр, моего тщеславия на десятерых хватит, – серьезно ответил Гуров. – Только я кто? Слесарь-инструментальщик, уникальный, единственный в своем роде. А вы мне предлагаете стать начальником цеха, одним из многих, и на каждой летучке с меня стружку снимать. Нет, я на такой обмен не пойду. А уж по сравнению с нынешним начальником главка я людей только смешить могу.

– Я Петра Николаевича уважаю, он великолепный специалист, однако возраст…

– Извините, господин министр, но мы выбираем Президента, который не моложе Орлова, а Россия, как известно, не главк министерства, – сказал Гуров и убрал ногу, на которую пытался наступить Бардин.

Министр смотрел на Гурова долго, не мигая, словно сова, затем значительно произнес:

– Вы правы, полковник, мы не сработаемся. Свободны.

– Благодарю. – Гуров слегка склонил голову. – Вы настоящий министр и психолог. Всего вам доброго.

Когда Бардин в коридоре догнал Гурова, схватил за плечо, то спросил:

– Ну чего ты добился? Думаешь, после твоего выступления Петр Николаевич усидит в своем кресле на час дольше?

– Чтобы уволить генерала, даже министру требуется время. А у этого деятеля времени нет. До выборов осталось чуть больше месяца, министра МВД любой Президент отдаст в первую очередь. Преступность, понимаешь! – Копируя Ельцина, сыщик развел руками.

– До чего ты быстро считаешь, – удивился Бардин.

– Кто-то министру сильно на ногу наступил, что он в такие горячие денечки уделил время моей скромной персоне. Меня хотят купить и пригрозить, мол, что хотим, то с тобой и сделаем. Мне пора заболеть. Приступ радикулита не может распознать Академия медицинских наук. Ой! – Гуров схватился за спину. – Накаркал! Давно родненький отсутствовал, видно, решил посетить. – Он держался за плечо Бардина. – Извини, Николай Ильич, тебе придется проводить меня до кабинета.

– Ну, хватит шутить, – сказал Бардин, пытаясь освободить плечо.

– Какие, к черту, шутки! – процедил сквозь зубы Гуров. – Меня в восьмидесятом один добрый человек обрезком трубы хотел зашибить, я увернулся, да не очень ловко. С тех пор время от времени прихватывает, ущемление межпозвонкового диска, понимаешь.

Увидев друга в сопровождении Бардина, Станислав подскочил, помог Гурову усесться в кресло.

– Спасибо, Николай Ильич, – бодро сказал Станислав. – Когда вас подстрелят на поле боя, розыскники вынесут вас на руках, как знамя полка. Я сейчас вызову «неотложку», мы управимся. С полковником подобное не в первый раз.

Бардин глянул недоверчиво, сказал:

– Желаю успеха, – и ушел.

Гуров перестал держаться так, словно держал на голове пиалу с водой, и, насвистывая, пересел в свое кресло.

– Ты можешь не вызывать труповозку, отвези меня домой, скажи Петру, что я рассыпался и Бардин еле доволок меня от министра до кабинета. Я позвоню Марии, пусть ухаживает, сам буду думать, а ты кончай бумажную волокиту и приезжай, прихвати с собой, у меня больше месяца маковой росинки во рту не было, мозги ссохлись, следует промочить.

* * *

Мария расхаживала по квартире, изредка поглядывая на лежавшего на диване Гурова.

– Может, все-таки вызвать врача?

– У меня такое не в первый раз, я и в госпитале лежал, врачи тут бессильны и довольно однообразны. Массаж, растирка, шерстяная повязка, покой. – Гуров указал пальцем на потолок и продолжал: – Девочка, помоги мне до ванны дотащиться. Я липкий и грязный, сил никаких нет.

– Попробую, – сказала Мария, подошла к дивану, протянула руку.

Гуров легко поднялся, приложил палец к губам и захрипел:

– Мать твою, прости меня, грешного. – И прошел в ванную, пустил воду.

Мария вошла следом, прикрыла дверь и сердито сказала:

– В тебе пропадает великий артист.

– Почему пропадает? – обиделся Гуров, обнял и поцеловал женщину. – Давай поженимся.

– Зачем? – Мария отстранилась. – Штамп в паспорте ничего не изменит. Я среди сценариев найду какую-нибудь сценку объяснения в любви, ты на досуге посмотришь. – Продолжала, передразнивая: – «Давай поженимся». Таким тоном и словами говорят: давай сходим в магазин за картошкой.

– Ну, извини, практики нет.

– Короче, Гуров, у меня сегодня спектакль, мне надо хоть немного отдохнуть.

– Понял, любовь отменяется. – Гуров помолчал, оценивающе глядя на Марию. – По сценарию я должен сказать, что не имею права втягивать тебя в свои дела. Опасно…

– Эту сцену пропусти. Я сама решу, что я имею право делать, – перебила Мария.

– Видишь ли, дорогая, у нас профессии в чем-то схожи, только у меня убивают по-настоящему, а не до того, как опустится занавес.

Он взял Марию за плечо, долго смотрел в глаза:

– Ты должна меня слушаться не как режиссера, а словно господа бога. Делать должна только то, что я сказал, от сих и до сих, никаких импровизаций.

Глаза Марии потемнели, она чувствовала, что Гуров источает некую магическую силу, лишает воли.

– В театре сообщи «по секрету», что милиционер тебе до смерти надоел, сегодня-завтра ты вернешься в свою квартиру. Но сделай это так, чтоб «сегодня-завтра» могло растянуться на неделю и более. Верни поклонников, пусть встречают, провожают, ухаживают. Твой мент лежит дома, паралич разбил, потому ты не считаешь для себя возможным уйти от него немедленно. Все поняла?

– Нет, но сделаю.

– Умница. Теперь второе, возможно, главное. Ты среди своих друзей сумеешь найти четверых, не болтливых и серьезных?

– Подумаю.