Кое-как удержал себя – не пошел за ней, чтобы немедленно обсудить. Не извиняться же, в конце-то концов, поскольку Кристине в этом случае тоже не помешало бы извиниться в ответ – да хотя бы потому, что мне не показалась ее на меня реакция, я ее не придумал на фоне собственного сдвига. Да, нам надо было поговорить о том, что наши отношения пока не нужны – ни мне, ни ей, особенно после журналистского террора. Договориться, пожать друг другу руки и сказать, что оба забыли о произошедшем. Разумеется, не забывать, но как можно дольше делать вид. Вместе посмеяться, как здорово мы перед Светланой все разыграли – она-то, дурочка, поверила, хотя на самом деле мы ни-ни! Больше такого не повторится – ну, разве что по праздникам. Я медленно поднялся по лестнице, зашел к себе, запер дверь. Осел на пол, завалился набок. Завыл. Хуже условий всех контрактов для меня оказалась безответность.

Ну все, накрылась моя спокойная жизнь медным тазом. Чего он на меня набросился? Я-то понятно чего: у меня смутные фантазии заблаговременно разум повредили, и когда предмет этих самых фантазий решил меня поцеловать – я поцеловала в ответ. С другой стороны, у него психика может свистеть на фоне затянувшегося воздержания. Ведь после необдуманной связи с госпожой Лаолиной Саша стал очень осторожен, и после его бурной личной жизни пара месяцев могла стать невыносимым испытанием. И была ли вообще та самая бурная жизнь? Не выдумка ли сплетников и журналистов, самим Сашей и спровоцированная?

Свое состояние я прекрасно понимала, но увольняться ужас как не хотелось. Дело было далеко не только в деньгах, а в глупой надежде, которая противоречила доводам мозга. Вдруг когда-нибудь все сложится? Пусть через пять или десять лет Александр вдруг глянет на меня и припомнит: «О, это же та самая Кристина, с которой я когда-то целовался. Не повторить ли нам?», и Егор Михайлович будет ему вторить: «Ладно, щенок избалованный, давай, все равно мы предыдущий твой образ вдоль и поперек заюзали, он уже всем опаршивел, теперь будешь изображать примерного семьянина. Но я тебя всякой бяке доверить не могу, а Кристинка – своя, Кристинке можно». И я между ними буду глазами хлопать и делать вид, что не этого все время ждала. Разумеется, вероятность такого стечения обстоятельств стремится к нулю, но попробуй это объяснить влюбленной душонке.

Для начала надо было изобразить, что я ничего не помню – вот как отрезало. Это нужно было хотя бы для того, чтобы пока ничего не менялось. Притом я была настолько потрясена, что даже Гоше о произошедшем не сказала, не нашла нужных слов. Да и чем меньше народу посвящено, тем проще изображать отшибленную память. Однако с Александром этот трюк не прошел. Он, когда мы на следующий день поехали по его делам, сам завел этот разговор:

– Кристина, извиняться не буду. И уволиться не позволю.

– Как это – не позволите? – от неожиданности такого поворота я начала злиться. – Я вам крепостная, что ли?

– Почти, – Александр улыбнулся мне ласково и с неизвестным подтекстом. – Короче, я тебе не разрешу ломать свое будущее из-за случившегося… недоразумения.

Вот он и сам дал определение – «недоразумение». У меня в памяти оно как-то совсем иначе отпечаталось. Но он ведь говорит именно то, чего я и сама хотела – остаться здесь, с ним, неплохо зарабатывать и втайне скупо мечтать о еще хотя бы одном подобном недоразумении. Александр меж тем продолжал рассуждать, пытаясь убедить меня в моих же желаниях:

– Ты ведь на учебу копишь, скоро на заочное поступаешь? Ты вроде бы на менеджмент хотела, верно?

– Именно на него. Выучусь и стану вашим менеджером! – я решила перейти на ироничный тон, чтобы саму себя уже с ручного тормоза снять. – Кстати, а где учатся на музыкальных продюсеров? Егор Михайлович-то не молодеет, когда-нибудь на пенсию соберется, буду ему сменой.

– Амбициозный план, – похвалил Александр. – Особенно твоя уверенность, что Егор Михалыч выйдет на пенсию раньше нас с тобой. И я просил мне больше не выкать.

– А я отказалась! Вы мне начальник, а не друг.

– Странно. А целовалась не как с начальником. Впрочем, на дружбу это было похоже еще меньше.

У меня щеки зарделись, но он счел нужным отвернуться к окну и сделать вид, что в моем ответе не заинтересован. Лучше б мы притворялись, что все забыли, чем каждый раз теперь впендюривать в разговоры это «недоразумение» по поводу и без.

В тот день я прошла с ним в студию и услышала итоговую версию нового хита – той самой песни, что Александр бренчал у себя в комнате. Ощущения были крайне противоречивые, и я даже порадовалась, что моего мнения прямо не спрашивают, иначе пришлось бы отвечать: это похоже на детское колечко из проволоки, к которому присобачили бриллиант. Медленное начало, в лучших традициях рок-баллад, в самом деле впечатляло, а затем врубалась беспробудная попса, которую едва-едва спасал вокал и сложная разбивка в середине. Но ведь его и гораздо худшие песни разлетались на ура, в сравнении эта должна произвести фурор.

Александр уже готовился к роли, Егор Михайлович все еще носился с последними договорами, съемки начнутся в середине июня, а я тем временем соображала, смогу ли напроситься посмотреть. Интересно же, как создаются фильмы. И потерзаться легкой ревностью тоже интересно, оценить ее масштабы, когда Саша будет разыгрывать любовь с утвержденной на роль актрисой.

Решили отметить выход клипа и какое-то там место в рейтингах. Все-таки я не самый лояльный сотрудник, что даже оказалась не в курсе повода, а спросить прямо неудобно – мне надоели шутки начальника по поводу моего равнодушия к его работе. Пригласили всех: и ребят, которых я знала по поездке в Архангельск, и съемочную группу, и много кого еще, включая водителей, хотя наш вклад в общее дело особо творческим не назовешь. Для празднества сняли целый ресторан. Я честно три дня размышляла, что надеть. Если не куплю себе новое платье, то пойду опять в джинсах, поскольку старого платья у меня не водится. Если же куплю и принаряжусь, то Саша может подумать, что это для него – что я, вопреки словам Светланы, ни с того ни с сего начала заботиться о своем внешнем виде. Мне повезло – я стала заложницей Ларисы с Анютой. Они меня поймали вечером возле студии, потащили с собой, в итоге я обнаружила себя владелицей какой-то блузки и юбки. Девчонки не смогли заговорить мне зубы окончательно, поскольку выбрала я все-таки что-то приличное. Но они же зачем-то уже перед рестораном взялись сооружать мне прическу и макияж. На все возражения отвечали, что без всего этого я попросту буду выглядеть белой вороной – раз уж получила приглашение, так изволь соответствовать.

Пришлось соответствовать – я всем видом изображала, что не по доброй воле и совсем не виновата. На каблуках и с накрашенными ресницами я будто бы ощутила себя иначе – непривычно, неловко. Элегантный Лёша, по случаю в деловом костюме, выдал мне комплимент, немного смутив лишней вежливостью – самой себе я казалась нелепой. Егор Михайлович вообще заорал:

– Поди и умойся, Кристина! Ты и так хорошенькая, я не смогу скрывать этот факт всю жизнь от нашего общего балбеса!