крепость. На допросе будут присутствовать великий князь и Его Императорское Величество. Государь пожелал, чтобы вы присоединились. Срочно. Машина уже подана. Боюсь, мне придется настоять на том, чтобы вы отправились со мной немедленно.

На мгновение повисла тишина. Я сжал губы в тонкую линию.

— Конечно, — отозвался я. — Сейчас буду.

Ида шагнула ближе, схватила меня за руку.

— Прости, — сказал я. — Именно об этом я и говорил. Долг иногда будет стоять превыше всего.

— Я понимаю, — тихо проговорила она. — Я подожду, но страна — нет.

Я кивнул, не в силах что-то сказать.

— Только, пожалуйста, вернись ко мне, Лёша, — прошептала она, крепко сжимая мою ладонь. — Я подожду. И мы обязательно договорим.

Я поцеловал её в лоб, задержался на миг — и вышел, не оборачиваясь. Мне казалось, что если я взгляну на неё ещё раз, то не смогу уйти.

* * *

Петропавловская крепость встретила меня тишиной, холодом и тихим плеском волн, омывавших Заячий остров. Ледяной воздух над Невой стоял неподвижно, вокруг тяжелая темно-серая хмарь, будто сам город затаил дыхание.

— Светлейший князь Николаев прибыл по поручению его императорского величества, — проговорил адъютант и козырнул документами.

Охранник в форме императорской гвардии кивнул мне и велел открыть ворота. Адъютант жестом пригласил следовать за ним. Мы пересекли двор под каменными стенами, и я впервые ощутил, насколько угрюмой может быть архитектура, если она веками впитывала в себя страх и тоску. Почему-то в дневное время Петропавловка не казалась настолько мрачной.

— Нам дальше, в Казематы. Поторопимся, ваша светлость, — адъютант ускорил шаг, и мы пересекли двор.

Казематы находились под одним из внутренних бастионов, куда мне ещё ни разу не доводилось заходить. Мы прошли через арочный проход, и гвардеец тут же закрыл за нами массивную дверь с каким-то хитрым замком. От скрежета стали внутри стало неуютно. Коридор был выложен старым уже ставшим гладким камнем, стены и потолок покрыты белёной штукатуркой, в которой угадывались едва заметные трещины. Кажется, даже воздух здесь был другой — вязкий, густой, как нефть.

Гвардейцев на каждом шагу становилось всё больше. Трое у одной двери, пятеро — у поворота. Все они были одеты в чёрную униформу, лица скрыты за полумасками, руки лежали на рукоятях артефактного оружия. Охрану усилили до предела.

— Сюда, ваша светлость. — Адъютант остановился у металлической двери. — Если у вас есть при себе оружие, я должен попросить вас сдать его.

Я выразительно уставился на свой ранговый перстень.

— Вы прекрасно знаете, что мне не нужно оружие, ваше благородие.

Адъютант криво улыбнулся.

— Разумеется, знаю, ваша светлость. Но правила написаны для всех.

Я расставил руки в стороны, позволяя обыскать себя. И лишь затем охранник набрал на замке код и распахнул дверь. Я шагнул внутрь, а мгновением позже дверь уже захлопнулась за моей спиной.

Камера была преобразована из старого каземата. Потолок — низкий, арочный, стены — каменные, с вязью перманентного защитного барьера. Воздух здесь был сухим и тяжёлым. Единственное освещение давали две старинные лампы под самым потолком. Посреди комнаты стоял металлический стол. За ним — четыре стула. Один пустовал.

— Алексей Иоаннович, — дядя поднялся мне навстречу и подал руку для приветствия. — Благодарю, что прибыли так скоро.

Я осмотрелся. В комнате их было всего трое — государь, дядя и Юрьевский. Пленник, надо отметить, выглядел уже куда свежее, хотя выражение его лица не оставляло сомнений — он уже смирился с самой печальной участью.

Император Николай Петрович кивнул в ответ на мой поклон. Государь сидел прямо, лицо его оставалось спокойным, но глаза выдавали сосредоточенность. Он смотрел на Юрьевского не как на врага, а как на человека, с которым придётся вести трудный разговор.

— Алексей, — кивнул император. — Присаживайся. Мы как раз начали обсуждать действительно важные вещи.

Я занял свободный стул, взглянув на пленника. Юрьевский ужасно нервничал: он все еще был бледен, под глазами — тени, губы пересохли, и он то и дело их облизывал. Он был в простой серой рубашке, руки в наручниках были прикованы к стальной петле на столе.

Фёдор Николаевич нажал на кнопку портативного диктофона.

— Итак, продолжим, Николай Владимирович. Вы готовы?

Юрьевский нервно усмехнулся.

— А что мне остаётся, ваше императорское высочество? Мне теперь в любом случае конец. Так хотя бы напоследок я поимею тех, кто поимел меня…

Государь нахмурился от такой грубости, но ничего не сказал. Лишь жестом велел дяде продолжать разговор.

— Теперь о заговоре, — сказал великий князь. — С самого начала.

Пленник вздохнул и, немного наклонившись вперёд, начал:

— Если начинать с самого начала, то придется отправиться лет так на семнадцать назад… Всё началось не с меня. Мой отец был тем, кто нашёл способ взаимодействовать с аномалиями. Именно он решил использовать энергию аномалий как оружие.

Государь и дядя переглянулись.

— Каким же образом?

— Он начал изучать это явление. Для нас и наших современников оно кажется совсем новым, но уж вы-то должны знать, что при Петре Алексеевиче и Елизавете Петровне империя уже сражалась с этой напастью…

— Это старая тайна, — сказал я. — Откуда вы о ней узнали?

— Отец что-то накопал в архивах. Он много этим занимался — увлекся так, что почти перестал выходить в свет. Оборудовал лабораторию, затем перенес ее на север, подальше от людских глаз.

— Он работал один? — спросил государь.

Юрьевский покачал головой.

— Нет, у него были помощники. И ученые. Один из них был очень талантлив. Отец отзывался о нем как о гении, а я тогда все удивлялся. Этот гений был немногим старше меня, а отец относился к нему куда трепетнее, чем ко мне. Лишь потом, много позже, я понял, почему…

— Продолжайте.

— Тогда меня в это не вовлекали. Я был типичным молодым аристократом и прожигал жизнь в Петербурге. И даже когда случилась Трагедия я не связал одно с другим…

Государь побледнел и приподнялся со стула.

— Так это вы организовали Трагедию на Ладоге? — хрипло спросил он.

Юрьевский поднял на него усталые глаза.

— Не я, но мой отец и его помощники. Я не знал. Клянусь, тогда я и правда ничего не знал. Но позже получил доказательства того, что моя семья не просто участвовала в организации этой катастрофы, но и контролировала ее. Мой отец подгадал момент, когда почти весь