– Мама, как хорошо, что все обошлось.

– Лена, если бы не ты...

Мне так горько, так обидно за нее, что я, чтобы не разреветься, перебиваю:

– Мам, я так тебя люблю.

И слышу в ответ:

– Я люблю тебя сильнее.

К ней нельзя надолго. Она потеряла много крови. Я спрашиваю, что нужно привезти. Составляем список, что ей нужно. Надо будет съездить домой, собрать необходимое, а потом вернуться.

Меня зовут на пост отделения. Там тетечка лет 50, окинув меня взглядом, как сканером, спрашивает:

– А взрослых у вас в семье нет, кроме матери?

Хмыкаю в ответ:

– Взрослые есть, толку от них нет.

И тут же уточняю:

– А что Вы хотели?

– Палата оплачена всего на сутки. Дальше оплачивать будете?

– А сколько маму здесь продержат?

– Я не знаю, девочка. Это тебе с врачом надо поговорить.

Мы с ней договариваемся, что я оплачу палату на неделю. Иду в банкомат, снимаю деньги. У меня уже есть своя банковская карта. И деньги я зарабатываю тоже сама. За выигранный чемпионат заплатили неплохие призовые. С врачом поговорить не удается, он на операции. Решаю съездить за вещами.

Когда подхожу к дому, то я замечаю Матвея на балконе второго этажа. Он слишком близко к перилам, он один и на нем одета лишь тонкая толстовка. Мне кажется, что время остановилось, а мои внутренности подвергли экстренной заморозке.

Стараюсь говорить спокойно:

– Матвей, отойди оттуда.

Он делает несколько шагов назад вглубь балкона и жалуется:

– Ен, папа спит, дядя Тоя спит. А я хотей посмотьеть, где мама, а двей захопнуась. Ен, я замез.

Идиоты. Меня начинает колотить от злости.

– Матвей, стой там, не двигайся.

Пулей залетаю на второй этаж. И точно. Воропаев спит в комнате Матвея на диване. Балконная дверь закрыта. А маленький ребенок мерзнет на балконе. Распахиваю дверь, завожу брата. Его трясет от холода. Беру плед, его любимый, с машинками, заворачиваю его и сажаю в кресло.

Тут Матвей меня добивает:

– Ен, я кусать хоцу.

Это что получается, его даже не покормили?

– Пойдем на кухню.

Варю брату кашу, делаю чай. Господи, только бы не простудился. Ставлю перед ним тарелку с кашей, бокал с чаем.

– Ты пока кушай, а я скоро.

Я не могу успокоиться. Я знаю, я слишком импульсивна, но сейчас мне не хочется сдерживаться. Наливаю в кувшин ледяной воды и иду в спальню Давлатова. Барин после ночных трудов изволит почивать.

Выплескиваю жидкость на него и ору:

– Рота, подъем!

Нужно отдать должное мужику. Реакция у него отменная. Через несколько секунд после моей выходки он стоит напротив меня и прожигает меня злющим взглядом.

Но я не даю ему ни одного шанса.

– Вы вообще нормальный? Почему двухлетний ребенок мерзнет на балконе, пока вы с телохранителем дрыхните? Почему его даже не покормил никто? А что было бы, если бы он упал с этого балкона? Я с ним сижу с двенадцати лет и ни разу – ни разу – я не позволила себе завалиться спать. Какой Вы отец? А?

Я понимаю, что спросонья тяжело вникнуть в смысл моих претензий. Но с меня хватит. Вчера, сегодня... Я не собираюсь молчать. Человек должен нести ответственность за свои поступки. Тут же ... какой-то детский сад для великовозрастных лбов. Погулял, выпил и спать.

– Ты что орешь? Совсем с ума сошла?

– Это не я с ума сошла, это у Вас его кот наплакал. Как так можно вообще?

Разговор происходит на повышенных тонах, на сильно повышенных. Поэтому ничего удивительного, что в дверях показывается помятая после сна физиономия Воропаева.

– Слушай, может тебя ремнем выдрать разок? – рычит Давлатов, – Где мать-то твоя? Кого она воспитала?

– Маму своим поганым языком даже упоминать не смейте!

Не знаю, чем бы закончился наш разговор, но тут из-за спины Воропаева раздается:

– Ен, не кличи на папу. Он холосий.

Воропаев чуть отодвигается в сторону, и я вижу завернутого в плед брата.

– Ен, я кашу не доей. И я спать хоцу.

При Матвее я ругаться не буду.

– Пойдем, я тебе сказку почитаю.

Я собираюсь выйти из спальни, когда Давлатов спрашивает:

– Лена, я задал тебе вопрос. Где Дина?

Я мстительно улыбаюсь:

– Да ну? В больнице она. В восемнадцатой. Вчера на скорой увезли. С кровотечением. Пока некоторые... А ладно, что с Вами говорить-то?

И с мрачным удовлетворением наблюдаю, как вытягивается холеное лицо Давлатова.

Поднимаясь в комнату брата, я размышляю о том, а стоит ли желание найти несуществующий фетиш под названием «любовь» таких жертв.

Сергей

Меня отчитала девчонка. Да с каким пылом! Чуть придя в себя, я обнаружил, что мы с Воропаевым, как два идиота, разглядываем друг друга.

– Сергей Владимирович, – начал блеять тот.

Мне неинтересно слушать дурацкие оправдания. Итак, понятно, что Воропаев уснул вместо того, чтобы смотреть за Матвеем. Но и я тоже...

– Изображение с камер включи на мой комп, – распорядился я сухо

Подошел к монитору и стал смотреть запись. Да Лена ничего не преувеличила. Матвей действительно оказался на балконе и провел там долгое время. И его никто не хватился. Кроме Лены.

Я пробил через интернет номер приемного покоя восемнадцатой больницы и узнал, что Давлатова Дина Витальевна поступила вчера и находится в гинекологическом отделении. Какую-либо дополнительную информацию мне по телефону сообщать отказались.

Меня прошиб холодный пот. Ребенок... А если выкидыш? Я стал одеваться, чтобы ехать в больницу.

В дверь постучали.

– Войдите.

Дверь приоткрылась, в проеме показалась Лена.

– Мне вещи для мамы нужно собрать.

– Заходи.

Какой процент вероятности, что она сейчас снова психанет? Но и ждать – сил нет.

– Лена, у Дины был выкидыш?

Девчонка покачала головой:

– Это все что Вас волнует?

Она стояла возле шкафа и напряженно всматривалась в меня.

– Нет, не все.

– Ага, ага. Так я Вам и поверила. А что касается выкидыша, можете не переживать, беременность удалось сохранить. Правда, зачем Вам дети понадобились, не понятно.