Итак, что он имел? Деньги и рассудительность Андрея Петровича, безоглядный натиск мотоциклиста и собственные знания законов, терпение и изворотливость.

Как говорится: ум – хорошо, два – лучше… А если три ума?! С таким багажом можно действовать. В каком направлении? Ясно, в каком. Нужно двигать во власть. Скоро выборы… Вот и попробуем. Чем он хуже всяких там директоров и бандитов?! Однако Валентин Абрамович чувствовал: для полного комплекта не хватает чего-то еще. Возможно, даже не ума, а соответствующей внешности. На вид Шлагбаум – типичный жид, хоть карикатуру с него рисуй. Внешность нужна славянская. Хватит с нас евреев-олигархов.

И тут в плавный ход мыслей адвоката бесцеремонно влез мотоциклист.

– Нации своей стесняешься, – презрительно заявил он. – Ты слышишь, Петрович, экое чучело нам досталось. А еще о власти мечтает.

– М-да, – хмыкнул Андрей Петрович из какого-то закоулка, где мирно пребывал до сих пор. – А ты помнишь, как он вел себя у этого банкира. Тот даже покрикивал на него, а он глотал и не морщился.

– Давай заставим его слушаться нас, – предложил мотоциклист.

– А как?

– Ты захватывай левую половину тела, а я правую.

– Что ж. Попробуем.

– Пробуйте, пробуйте, – засмеялся Шлагбаум. – Посмотрим, как у вас получится.

Внезапно адвокат почувствовал, что ни ноги, ни руки не слушаются его. Они двигались, но не в лад, а судорожно, как у марионетки. Шлагбаум попытался встать из кресла, однако это получилось не так легко, как обычно. Если левая нога твердо держала вес тела, то правая никак не хотела слушаться. Она дергалась то вперед, то назад, потом отклонилась под каким-то немыслимым углом, наконец, вернулась в исходное положение, однако встала не параллельно другой, а под углом в девяносто градусов к ней. Руки тоже вели себя странно. Левая непрерывно тряслась как у паралитика, а ладонь правой делала хватательные движения, точно пыталась кого-то удержать. Минут пять адвокат нелепо шевелил руками и ногами, точно огромный комар, потом движения его замедлились и, наконец, сошли «на нет». Однако дальше начались неполадки с головой. Валентин Абрамович никак не мог сконцентрироваться на чем-либо конкретном. Мысли резво скакали и разбегались, как мыши при появлении кота. И только откуда-то из самой глубины, может быть, из подсознания, постоянно жалило: «нужно обуздать их, нужно положить этому конец!» Валентин Абрамович сопротивлялся изо всех сил.

Первым начал сдаваться Андрей Петрович. Борьба с разумом нового хозяина не имела никакого смысла. Еврейчик был молод и умен. Похоже, он знал способы рационального использования денег. Как сделать, чтобы они стали работать. Этого для Андрея Петровича было вполне достаточно. А спорить на тему, кто сильнее, не имело никакого смысла. Конечно, мотоциклист, в силу своего характера, хотел лидировать. Скажем, он захватит власть над чужим разумом. Но для чего? Чтобы отомстить плаксивой дуре, убившей его?! Допустим, он завладеет домом банкира и женится на этой девчонке. А дальше? Да и будет ли в этом прок? Ведь личность, осуществившая все это, будет уже не его, а значит, и месть потеряет всякий смысл. Возможно, Лена и сама мечтает выйти замуж за адвоката? Нет, не то, не то!.. Хватит суетиться и потеть! Нужно следовать за мыслями Шлагбаума. И заставить мотоциклиста поступить точно так же.

– Эй, парень, – окликнул Андрей Петрович.

– Чего тебе? – отозвался мотоциклист.

– Кончай воду мутить.

– Это еще почему?

– Да потому, что нам с тобой далеко до этого умника.

– Хрень какая! Я и слушать об этом не желаю. Чтобы какой-то урод командовал мной.

– Но он знает, что нужно делать.

– Что нужно делать?! Власть захватывать? Вот мы с тобой и захватим. Только над его телом. И он будет делать то, что мы ему прикажем.

– Например?

– Ну… не знаю.

– В том-то и дело, что не знаешь.

– А он знает?

– Похоже.

– Ты – слабак! – изрек мотоциклист после некоторого молчания. – Баба!

– Пусть баба, но я смотрю на вещи рациональнее, чем ты.

– Что значит «рациональнее»? Проще, что ли?

– Не только. Трезвее, скажем так. Ты привык размахивать кулаками. Но ради чего? Чтобы друзья уважали? Ну, ладно. Будут уважать. А дальше?

– Я за справедливость, – несколько невпопад заявил мотоциклист. – Чтобы всем хорошо было.

– Так и я за то же.

– Хм. Ты… Ты – другой. У тебя только деньги на уме.

– Погодите спорить, ребята, – вмешался, наконец, Шлагбаум. – Деньги, справедливость… Вы – это я.

– Не надо ля-ля, – одернул его мотоциклист. – Мы, кажется, только что тебе показали, кто есть кто. Не спорю: тело твое, но нас двое, а ты один. Поэтому не стоит брызгать слюной.

– Согласен. Только хочу сказать: наши совместные действия дадут много больше, чем если бы меж нами начался разлад. Справедливость?! Отлично! Я тоже за справедливость!

– Смешно слушать, – отозвался мотоциклист. – Видели мы, как ты вел себя у этого банкира. Да и сейчас… Ладно. Будь по-твоему. Делай, что хочешь. Только знай: мы рядом и, если нам твои действия не понравятся, можем вмешаться в любой момент. И вот еще что. Завтра поедем на мои похороны. Усек?

Валентин Абрамович был готов на все.

Следующее утро выдалось хмурым, хотя и не холодным. Вначале прокатилась мощная гроза, а следом зарядил и до сих пор не прекратился мелкий, грибной дождик, Валентин Абрамович встал поздно, позавтракал, потом просмотрел свежую прессу, особенно желтые издания. Никаких упоминаний о недавних событиях, связанных с женой банкира, он не нашел. Оба телефона, городской и сотовый, время от времени подавали голоса. Городской он и вовсе выключил, а на дисплее сотового высвечивалась фамилия Игоря. С ним пока толковать было не о чем.

Потом Валентин Абрамович пошел на стоянку, где вчера поставил «Сузуки» рядом со своей «БМВ». Он не стал раздумывать, на чем ехать, под удивленными взглядами сторожей завел мотоцикл и рванул вперед. Дорогу, как оказалось, адвокат знал прекрасно.

Мотоцикл с безумной скоростью мчался по мокрому асфальту, и через двадцать минут впереди возникли домики родного поселка мотоциклиста. Почти не снизив скорости, «Сузуки» понесся по пыльным улочкам. Объятые ужасом куры едва успевали выскакивать из-под колес черного монстра.

Вот и нужный дом. Картина, которую узрел Шлагбаум, показалась совершенно чужой и одновременно давным-давно знакомой. Покосившийся забор, громадный тополь в палисаднике. Когда-то в детстве на его нижней ветке он вешал кошек. Или это был не он?

Возле калитки толпилось довольно много людей. Оживленно шушукались старушки богомольного вида в черных платочках, приглушенно матерились подвыпившие мужики… Тут же стояла группа молодежи. На лицах написана скорбь, в глазах равнодушие. Лишь хорошенькая девчонка лет шестнадцати тихо плакала в сторонке. Валентин Абрамович знал: девчонку звали Машкой, и она любила мотоциклиста. Что-то вроде жалости шевельнулось в его душе. Он захотел подойти и обнять девчонку, но вовремя опомнился.