Впрочем, тогда Арчик решил, что Джейса переволновалась в Кривой часовне. Калека и сам не любил редкие походы в Каменную слободу. Ему не нравилось действительно чуть покосившееся в сторону Погани заостренное черное здание, не нравился прыгающий на вросшем в пол часовни валуне язык поганого пламени, не нравился спесивый вид Солюса, что постоянно торчал у камня, дабы никто не мог осквернить священное пламя неучтенным и неоплаченным клеймением или произвести над чудом какой-нибудь святотатственный опыт.

По слухам пламя не гасло никогда, даже когда в прошлые века слободские окраины Айсы захватывали скамы или тарсы, пламя само уходило внутрь камня и выглядывало из него всполохами, словно валун был вырублен из горного стекла и подсвечивался снизу ярким светильником. Так оно было или как-то иначе, Арчик не знал, но своими глазами видел на камне сколы и трещины. Кто-то явно пытался в прошлом лишить Айсу если не главной тайны, то уж несомненной гордости.

Когда-то мать Арчика рассказывала еще сопливому мальчишке, у которого прекрасно работали обе руки, о предании. Согласно ему, в древние времена, когда город не занимал весь холм и дома выше двух этажей были в нем редкостью, а вместо главной городской стены высился не слишком внушительный тын, к воротам Айсы приходила иногда Хозяйка Погани. Выглядела она как какая-нибудь гулящая девка, разве только холодом от нее шибало за сотню шагов, хотя сквозь кожу и в волосах пробивались блики огня. Впрочем, холод мгновенно сменялся нестерпимым жаром, стоило ей взмахнуть руками и, ради развлечения или еще какого умысла, спалить какую-нибудь постройку, что опрометчиво пересекала границы города. У нее были даже не рыжие, а медно-красные волосы, распадающееся на лохмотья длинное платье, через которое мелькали босые и голые ноги, и ослепительной красоты лицо. И еще она смеялась.

Она подходила к границам города и начинала негромко смеяться, а когда кто-нибудь из стражников не выдерживал и выпускал в ее сторону стрелу или бросал дротик, то исчезала, предварительно испепелив летящий в нее снаряд. И всякий знал, что несчастному стрелку нет больше хода за стены города, потому что даже если ему и повезет со счастливым обозом миновать окраину Погани, то на обратном пути или во время ночлега под куполом шатра он неминуемо займется ужасным пламенем и обратится в пепел.

Дошло до того, что Хозяйка Погани вовсе не стала уходить от стены города. Целыми днями она сидела на торчащем у основания холма валуне и расчесывала, перебирала пальцами свои роскошные волосы. И однажды к ней вышел один из предков Рода Олфейна. Он медленно прошел отделяющие валун от ворот Айсы несколько сотен шагов и не сгорел в поганом пламени, не умер от ужаса и даже не упал на колени. Олфейн остановился в десятке шагов от ужасной девки и разговаривал с нею несколько минут, после чего она исчезла, а на валуне взвился язык пламени, едва различимый на фоне опаленной магическим огнем Погани.

Когда Олфейн вернулся, то объявил горожанам, что сговорился с Хозяйкой Погани о том, что она оставит город в покое и даже поможет горожанам, если они будут беречь ее пламя.

– Чем она может нам помочь? Зачем нам колдовское пламя у ворот города? – раздались крики. Даже многие магистры выказали недовольство, но Олфейн был тверд.

– Что сделано, то сделано, – сказал он. – Хозяйка Погани сдвинет границу подвластных ей земель на лигу на восток от города, чтобы мы могли без опаски торить западный и северный торговые пути, и не будет больше пугать горожан и жечь строения. Город сможет расшириться до границ холма!

– Но тогда и наши враги смогут беспрепятственно добираться до городских стен! – выкрикнул кто-то из толпы.

– Они добирались и раньше, – ответил Олфейн. – Разве никто из вас не замечал, что во время битв, которые случались у наших стен, ни один враг не был сожжен поганым огнем, если только не падал наземь, истекая кровью? Зато всякий раз сгорал кто-то из горожан, стоило ему получить даже легкую рану! Теперь же всякий из воинов города, если он хочет сражаться так, словно демоны управляют им, всего лишь должен будет сунуть руку в колдовское пламя, которое не горячее магического льда, и получить отметину на запястье. И этот воин будет жить как обычный человек, но в схватке не будет знать страха и сомнений. И его враги будут страшиться так же, как если бы они столкнулись с самой Хозяйкой Погани, а его тело обратится в пепел только в том случае, если годы или рок сами отнимут его жизнь.

– А чего ж ты сам не сунул руку в огонь? – снова выкрикнули из толпы.

– Сунул, – глухо ответил Олфейн. – Но у меня ничего не вышло. Впрочем, она предупредила, что у меня ничего не выйдет. Она сказала, что хранит пламенную степь, а я храню город, и одно с другим нельзя смешать. А еще она сказала, что каждый клейменый сможет по ночам ходить в Погань и добывать там руду, которая поблескивает на дальних увалах, и охотиться. И ничто не помешает ему вернуться к восходу солнца домой. И еще! – повысил голос Олфейн в ответ на начавшийся гул. – Если найдется смельчак, который первым получит клеймо и который докажет мои слова, то я отдам ему один из своих домов. Тот, что на улочке Камнерезов! Если же он погибнет, то его семье вдобавок к дому я отдам целую корзину магического льда!

– Я пойду! – вызвался худощавый воин, имени которого предание не сохранило, но предки его и по сей день владеют одним из домов по улице Камнерезов.

Он вышел из ворот, приблизился к камню, сунул руку в огонь, вернулся и показал всем синеватую отметину на запястье. Никто не последовал его примеру. Правда, Погань и в самом деле отступила на лигу от города, что стало ясно уже весной, когда зазеленела степь у подножия холма. И Хозяйка Погани не показывалась больше. И обозы стали преодолевать окрестности Айсы без потерь. И город быстро разросся до границ холма и даже поселками пополз и дальше. А колдуны Темного двора по договоренности с магистратом начали строить вокруг увенчанного пламенем камня храм или дом, чтобы уберечь чудо от людской глупости или ненастной погоды.

Неизвестно, что они там намудрили, но почти уже возведенная над поганым пламенем башня из белого камня ненастным осенним днем раскалилась, словно была начинена углем, почернела и покосилась, склонив верхушку в сторону Погани. Когда камень ее стен остыл, горожане поняли, что не меньше десятка строителей башни обратились в пепел, а огонь внутри ее как горел, так и горит. Магистрат отдал было распоряжение о разборке здания, которое тут же обозвали Кривой часовней, но спекшиеся между собой камни оказалось невозможно разъединить. Поднялись крики, что нужно залить поганый огонь водой, но тут как раз на город накатили тарсы, и внезапно оказалось, что уже почти забытый многими, отмеченный Поганью воин и вправду сражается так, словно демоны управляют им. В одиночестве он держался на стене против десятка врагов, он успевал отражать стремительные атаки тарсов и уворачиваться от стрел. Он один оборонял от врага целое прясло северной стены. И тогда сразу десяток воинов устремился в Кривую часовню, чтобы получить силу Погани, и через какие-то минуты вся стена была освобождена от тарсов, а вскоре вся их дружина была обращена в бегство!..

– Вот как! – только и шептал на протяжении рассказа матери восхищенный Арчик, представляя, как он тоже вырастет и получит на запястье синеватое клеймо, которое сделает его непобедимым воином.