— Плохо, — сказал он.

— Что плохо?

— Что Бекторо там одна. Долго ли она продержится…

Теперь Ягмара поняла, что ей показалось странным в молниях. Они били из разных точек неба, но в одно место на земле — правда, не достигая земли, они то разлетались медленными искрами, то разветвлялись над землёй на множество тонких сияющих линий, образующих некое подобие перевернутого цветка — лилии или колокольчика…

— Ты думаешь?..

— Не сомневаюсь. Надежда только на то, что и Черномор ослаблен заточением… долго так не сможет. Но его сила возросла, он высосал жизни из многих… а Бекторо приходится рассчитывать только на себя.

— То есть она тоже… э-э… высасывает жизни?

— Как бы правильно сказать… Да, она черпает силу в своем народе. В своём юрте. Просто в семье. Поэтому нам надо быть с нею. Как можно быстрее.

— Но ночью…

— Мы не сможем идти ночью. Растратим силы, а далеко не уйдём. Кроме того, Черномор будет нас видеть, а мы его — нет. На ночь нам нужно укрыться…

— В варежки. И… подожди…

Ягмара полезла в торбу. Достала голубой платок. Сейчас он сам попросился в руку.

— Теперь понятно, для чего он предназначен.

Они забрались в варежки: Ний и Вазила в одну, Акболат и Ягмара в другу. Шеру устроился у них в ногах. Перед тем, как спрятаться самой, Ягмара укрыла рукавички голубым платком и придавила его по углам комочками земли.

Уже забираясь в рукавичку, Ягмара увидела — или ей показалось? — жёлтый проблеск глаз. Не близко, но и не далеко. Неужели тот самый волк?..

— Завтра многое может решиться, — сказал Акболат, когда дочь наконец угомонилась. — Набирайся сил. Самое трудно в нашем деле — ждать…

— В чьём — в нашем?

— Кто не пожелал стать рабами у богов…

Ни утром, ни днём их никто не побеспокоил. Стояла полнейшая тишина — ни птиц, ни поздних шмелей. Правда, они чуть не промахнулись мимо заброшенного города — потому что держали путь туда, где видели вечером молнии, а оказалось, что город и ближе, и сильно в стороне. Вазила нашёл и подозвал одну кобылу, но она была настолько ослаблена и перепугана, что садиться на неё никто не стал, только сложили вещи.

И ещё нескольких павших, прижавшихся друг к другу лошадок нашли они… Кости, обтянутые кожей, и оскаленные черепа с вылезшими из глазниц глазами, не тронутыми воронами. Не было воронов в округе, и ни единой другой птицы не было. Редкие муравьи ползали по падали.

Воистину страшная, мёртвая висела тишина…

Город, в который входили пешком, сильно отличался от того, в который въезжали верхами. Ноги чувствовали, как волнами идёт каменная кладка. Лучше были видны зияющие трещины в фундаментах и стенах. Сквозь провалы дверей и окон буквально вываливалась наружу разруха — разоренное жильё, сгнившая и заплесневелая рухлядь, разбросанная домашняя утварь, разбитые столы и скамьи… Непонятно было, что за сила здесь так разгулялась. Шеру забрался на плечо Акболата и озирался по сторонам с напряжением и ужасом — похоже, видел что-то ещё, недоступное человечьему оку…

Как раз железная башня теперь почему-то внушала спокойствие. Акболат первым подошёл к ней, рассматривая стены в упор. Башня так и стояла, в выщерблинах и окалине, с ржавчиной в стыках плит. Но дверцу, похоже, открывали недавно — свежие полукруглые царапины появились на каменной плите и сдвинутый в сторону мусор.

— Отец, подожди, — попросила Ягмара, доставая бубен. — Надо посмотреть…

Она ударила раз и раз, и бубен, до этого безмолвный, вдруг отозвался глухим дальним звуком. И по стыкам, и по контуру дверцы заплясали искорки. Но и другое произошло, как тогда, перед воротами дворца Лютобога: на миг всё вокруг сделалось как нарисованное. Только на этот раз было не полотно или занавес, а как бы старинная роспись на скалах… не тем, совсем не тем был этот городок, чем хотел казаться, и был он очень непрост… И только башня осталось прежней, железной, запирающей невидимый ещё проход куда-то вдаль или, может быть, в глубину.

Акболат кивнул, а потом взялся за бронзовое кольцо на дверце и несколько раз ударил им.

Башня загудела глухо — будто по ней прошла медленная волна звука. Волна поднялась, опустилась — стало зябко в ступнях, — снова поднялась…

Прошло лепты две, и дверца приоткрылась. Когда она приоткрылась, стало ясно, что это и не дверца вовсе, а приличных размеров дверь, в которую пройдёт и всадник; толщина дверного полотна была впечатляющей…

Не видно было совсем, кто стоял по ту сторону.

— Да славится Ахура Мазда, — негромко сказал Акболат. — Да падёт в ничтожество Ангра Маинью…

— Войдите через лепту, — сказал тихий скрежещущий голос. — Дверь открыта… Лошадь оставите во дворе.

Теперь Ягмара услышала удаляющиеся шаги. Шёл кто-то очень тяжёлый, но слабый. Или просто медленный.

Правильно увиделось при ударах бубна: внутри это была не башня, а сначала шёл обширный двор со множеством строений, потом мощёная чистая площадь, а затем — огромный храм без малейших признаков окон. Ягмара знала, что когда войдёшь в его ворота, то придётся идти длинным изгибающимся или коленчатым коридором, пока не попадёшь в центральный зал. Свет снаружи не заглядывал сюда со времён освящения храма и возжигания священного огня…

Всё так и было. Они медленно ступали по плитам, и потолок уходил вверх высоким крутым сводом, и что там, наверху, видно не было отсюда. В центре зала на кубическом железном алтаре медленно колыхалось неугасимое пламя.

Тот, кто привёл их сюда, молча стоял в углу. Он был громаден и словно высечен из камня. Странно, что полулуница совершенно не позволяла проникнуть взгляду сквозь тьму, скопившуюся в углах и в вершине свода. Почему странно, сказала себе Ягмара, здесь ведь кругом одно железо…

Уже долго слышались шаги, а из тёмного провала двери по ту сторону алтаря никто не появлялся.

Потом Акболат опустился на одно колено. Глядя на него, так же поступили и Ний с Ягмарой.

И тогда медленно вошёл маг в тёмно-красной, цвета венозной крови, одежде. Он неторопливо обогнул алтарь, провёл сквозь пламя одной рукой, потом другой. Руками провёл по лицу и короткой белой бороде.

Повернулся к путникам.

— Встань, Белый Меч, — сказал он. — И дети твои пусть встанут. Вижу, узнать меня ты не можешь, хотя и силишься… Вот ты и побывал в волшебной картине, — продолжал маг. — Но можешь ли ты сказать, что постиг тьму? Познавая тьму, нельзя влюбляться в неё, а она так притягательна, так соблазнительна, и начинает казаться, что весь мир соткан из тьмы, а свет лишь служит тому, чтобы давать ей проявляться. Нет. Люби Ахура Мазду, не принимай Ангра Маинью — но не шарахайся от него в ужасе или отвращении — ведь именно этого он и добивается…

— Бехдин Масани? — выдохнул Акболот. — Мастер теней?..