Уже когда спустились и остановились на ночёвку в чистом поле, Ягмара проснулась среди ночи и увидела у костра сидящих рядом отца и Ния. Они о чём-то разговаривали, но сидели так, что до неё доносились только обрывки тихих слов. Она не стала вслушиваться и скоро уснула снова.

Ей приснился свой дом, но пустой и как будто много лет заброшенный. Ветер носил по комнатам палые листья…

Она проснулась со стеснением в груди и в слезах. Солнце только поднималось над горами.

А в другой стороне, розовые от рассветных лучей, бесконечной чередой бежали кони.

Ягмара растолкала отца. Ний вскочил сам. Они стояли и смотрели на этот бег.

— Я совсем не вижу людей, — сказал наконец Ний. Он надел шапку и видел теперь далеко и зорко.

— Я тоже… — медленно сказал Акболат. — И мне это совсем не нравится. Надо быть настороже…

Они поели и пошли в ту сторону, откуда бежали кони, а кони всё бежали и бежали, и не кончался этот поток.

К стойбищу вышли скоро после полудня. Оно было велико — десятка три только больших шатров и, наверное, вдвое больше маленьких. Людей не было видно и здесь.

— Убежали в другую сторону? — сам себя спросил Акболат.

Ягмара подумала о худшем, но промолчала.

— Ждите меня здесь, я посмотрю и вернусь, — сказал Ний.

— Не стоит разделяться, — сказал Акболат. — Ний, дай мне эту шапку, я пойду впереди. Вы за мной — и не забывайте поглядывать по сторонам…

Ягмара давно выбросила свой лук — он дал трещину, когда в пещере сцепились Черномор и Снегурко, и ей в этой схватке тоже досталось. Поэтому она вытащила кинжал. Ний же наложил стрелу на тетиву и так и шёл, хмурый и настороженный.

Они приблизились к ближайшим шатрам шагов на пятьдесят, когда отец поднял руку и сказал:

— Стоп.

Ягмара подошла и встала рядом.

— Что там?

— Там мёртвые, — сказал отец. — И ни одного ворона… Так, разворачиваемся и уходим. Это чёрный мор. Вон, даже тряпку кто-то успел вывесить…

Действительно, над одним из шатров на шесте чуть колыхалось под ветерком чёрное полотнище.

— Это Черномор сделал?

— Скорее всего. Обычно мор не охватывает сразу всех. Всё, назад, назад…

Ний стоял, как будто ничего не слышал. Или не понимал.

— Назад, — спокойно, но настойчиво сказал ему Акболат и даже взял за локоть. Ний вырвал руку и остался стоять. — Пойдём, мальчик мой. Уж твоей-то вины тут нет никакой…

— Есть, — глухо сказал Ний. — Это я его выпустил…

— А я не смог убить, — сказал Акболат. — Значит, моя вина больше. То, что он сумел тебя обмануть и использовать — это беда твоя, а не вина. Пойдём.

Они повернулись и пошли обратно, и вдруг Акболат оглянулся — так, словно что-то увидел там, но только сейчас понял, что именно.

— Это же юрт Бекторо!..

И тогда Ягмара, как будто порвав путы, бросилась бежать к мёртвым шатрам. Сначала она просто бежала без мысли, потом вспомнила, что нужно замотать лицо тканью, сунула на бегу руку в торбу, достала голубой платок — и словно обожглась о него… нет, он был предназначен для чего-то другого…

Никакой больше ткани не было, она вытянула из-за разреза куртки ворот нижней заношенной рубашки, он кое-как прикрыл рот и нос.

Тут её догнали, схватили, она с разбегу не удержалась на ногах. Перевернулась на спину, выставила руки.

— Что вы хотите от меня! Пустите, пустите!

— Тише, дочка, — сказал, задыхаясь, Акболат. — Тише, прошу тебя. Тут не стоит кричать…

— Не буду, — сказала Ягмара. — Но я всё равно пойду посмотрю… надо только замотать лицо.

— Нет, — сказал Ний. — Пойду я. На мне охранная чара, мне безопасно.

— Ты можешь подхватить болезнь и будешь болеть вечно.

— Некоторые выздоравливают. Надо просто пережить кризис. Так что всерьёз мне ничего не грозит, мы разве что задержимся на несколько дней…

— Нет, давай…

— Дочка, Ний прав, — сказал отец. — Ему действительно можно туда идти. Конечно, надо обмотать лицо и руки…

— Кроме того, я когда-то хоронил умерших от чёрного мора, — добавил Ний. — Это было в Шемахе… всех узников выпустили из тюрем и послали прятать мёртвых под землю. Кто после этого выжил — отпустили.

— Ты и там был в тюрьме? Тоже за игру?

— Нет, там я украл… одну вещь. Это была глупость с моей стороны, но я был совсем мальчишкой. Зато да, в тюрьме я научился играть в зары, и после этого красть мне уже не было нужды…

Говоря это, он развернул свой тючок, отрезал от попоны широкую полосу, разорвал её пополам, потом одну половинку — ещё пополам. Длинной частью он обмотал голову, короткими — кисти рук.

— Я помню Бекторо, — сказал он. — Если что, я узнаю её.

И он пошёл к шатрам — прямой, как палка.

— Ний, — окликнул его Акболат. — Шатёр Бекторо в самой середине. Он синий.

Ний не обернулся. Поднял руку, показывая, что услышал.

— Надо разжечь костёр, — сказал Акболат. — Давай пока соберём кизяк…

Они навыдергали низких кустиков со смолистыми корнями, нагребли старой полёглой травы, собрали кучку сухого лошадиного помёта. У Ягмары ослабли руки, она никак не могла высечь огонь. Акболат забрал у неё огниво. Скоро трут задымился, от него занялись смолистые щепочки. Костёр занялся ленивым, иногда пропадающем в дыму пламенем. Дым расстилался по земле — синевато-белый, нерассеивающийся. Акболат подбросил в костёр корней — и вскоре с треском вымахнуло высокое жаркое пламя.

Шеру принёс толстую мышь, предложил людям. Люди отказались. Тогда Шеру съел её сам.

Ний вернулся через четверть часа. Молча содрал тряпки с рук и головы, бросил в огонь.

— Бекторо там нет, — сказал он. — Её шатёр пуст. Ещё несколько стоят с откинутыми пологами, там тоже пусто…

Он замолчал и молчал долго.

— Очень много мёртвых, — сказал он наконец. — В шатрах, между шатрами… Я пойду поодаль от вас. Говорят, духи мора не задерживаются надолго на людях, но лучше бы нам быстро дойти до реки…

У реки они нашли совсем недавнюю стоянку. Несколько человек на десятке коней останавливались здесь; зола в костре ещё не остыла.

Искупались в холодной воде, оттёрлись золой. Выстирали нижнюю одежду, Ний выстирал и верхнюю. Потом, наспех обсохнув, двинулись дальше — по следам конных.

На ходу Ягмара поравнялась с Нием и, не глядя на него, спросила:

— Я видела… ты, когда распаковывал свой тюк… Ты так и носишь Колобка?