все так говорят — «чайкисты полетели чаи с япошками гонять». Или — «заварят сейчас чайкисты желтопузым, не отхлебнут». Они же теперь бомбы сверху бросают, не дают япошкам расслабиться.

Я хмыкнул:

— Уж лучше бы «чекистами» называли, все удобнее звучит.

— «Чекисты»? — призадумался Данил, пробуя слово на вкус. — М-да, это будет получше, надо будет там сказать.

Потом я узнал, что пилоты действительно стали изредка проводить бомбардировки. Брали с собою на борт с десяток мин малого калибра, забирались на недоступную для стрелков высоту и сбрасывали на головы японцев. Точность, конечно, была при этом никакая, но сам факт того, что тебя теперь могут убить еще и с неба сильно нервировал противника. Но все-таки основная задача пилота была в разведке. Они теперь в небо брали компактные фотоаппараты и снимали все подряд, а потом на земле, наши генералы просматривали фотоснимки и, почесывая затылки, привязывали их к карте. Таким образом, стало достоверно известно, где и сколько противника обитает, где у него склады, где госпиталя. А уж потом по этим данным пытались отработать наши орудия, внося в лагерь японцев хаос и разрушения. Из-за этого они были вынуждены отодвинуться на несколько верст назад, и расположиться там, куда наши снаряды упасть не могли. Все это тоже в какой-то степени помогало.

Моточайка у военных осталась одна. Они делали новую, но, скорее всего она в воздух так и не поднимется. Двигателей для нового планера не было. Те, что стояли на разбившейся чайке давно пошли на замену вышедшего из строя на работающем аппарате, а те два, что я передавал ранее, пока лежали у них в закромах, ожидающих своего часа. Все-таки движки были не слишком надежными и имели малый ресурс.

Перед самым декабрем японцы приступили к третьему штурму. Их артиллерия в течение трех дней крыла наши позиции огнем, а в решающий день сосредоточила огонь по горам Высокая и Плоская, а так же по второму форту и усилила его до максимума. Стреляли весь день без перерыва. Особо досталось Плоской, на которой были слабые укрепления. Высокая же держала удары, железобетон гудел, дрожал, но не сдавался. Кое где по стенам пошли трещины, кое-где, куда ранее попадали снаряды от уничтоженных мортир, произошли обвалы, но в целом укрепление стояло и защитники, пережидая обстрел в глубоких казематах, чувствовали себя в относительной безопасности. Ну а та минометная площадка, что была построена мною с обратной стороны горы вообще оставалась неприкосновенной. Туда не мог упасть ни один снаряд. И расчеты, сидя там, ожидали команды к стрельбе.

Со стороны города было видно как Высокую и Плоскую заволокло шапкой дыма, сквозь которую прорывались лишь огонь разрывов и купола взрывных волн. И шапка от них растекалась, спускалась по склонам вниз, неся подбирающейся пехоте непроницаемую завесу. Часам к четырем обстрел вдруг резком прекратился и тут же, город услышал частую трескотню пулеметов и винтовок. Штурм начался.

Я со своими людьми в тот момент находился дома и предавался ничегонеделанью. Сидел на лавочке, смотрел на прибой и слушал далекую канонаду. Утробный, низкий рокот доносился до наших мест и рокот этот, многократно отраженный от близлежащих сопок уже не походил на звуки стрельбы. Нет, он напоминал рев гигантского разъяренного слона, который крушил все на своем пути, вдалбливал своими колоннами людские души.

Данил сидел рядом со мною, курил одну папиросу за другой и хмурился. Он-то понимал, какого сейчас там людям, как содрогаются внутренности от близких взрывов и как лопаются барабанные перепонки. И хоть люди там были под защитой, а все одно — страшно когда в стену к которой ты прислонился спиной врезается снаряд.

— Скоро полезут макаки, — мрачно сказал он, сплюнув на камни и отшвырнув окурок в сторону.

— Наши должны выдержать, — высказал я свою мысль.

Данил неуверенно кивнул.

— А если не выдержат? — с дрожью в голосе вопросила Лизка: — Что тогда будет?

— Хана тогда будет, — поддержал разговор Петро, — заберутся япошки на Высокую, поставят туда свои пушки и станут расстреливать город прямой наводкой. И ничего ты с ними сделать не сможешь.

— Господи, Боже мой, спаси и сохрани, — ахнула Лизка и перекрестилась.

— Нет, не должны взять, — выдержав паузу и прислушиваясь к начавшейся ружейной трескотне, заметил я, — мы хорошо укрепления построили. Просто так их не расковырять.

— Высокую-то да. А вот второй форт япошки могут взять. Близко там свои сапы подвели и галерею там подорвать смогли. За второй форт я беспокоюсь.

Все замолчали. Нам оставалось только ждать. Данил не находя себе места, соскочил с лавочки и метнулся в дом. Потом выскочил и, накидывая на себя плохонькое пальто, в котором изредка работал по двору, побежал к калитке.

— Ты куда?

— Да щас я, Василь Иваныч, на Высокую смотаюсь по-быстрому, посмотрю там, что к чему. Сил нет просто так сидеть и ждать своей участи.

— Стой, дурак, без тебя там разберутся.

— Нет, Василь Иваныч, не уговаривайте. Вы меня из солдат выдернули, а я этого не хотел. Я бы лучше там сейчас сидел и японца бил, чем здесь вот просто так…

— Данила, не надо, — запричитала Лизка.

— А-а, — в сердцах отмахнулся парень и убежал. Прихватил с собою купленный в Америке пистолет и смылся на Высокую. Там он провел полных пять дней, сражаясь с ползущим на высоту противником, коля его штыком и охаживая прикладом. Потом вернулся уставший, грязный, вшивый, но довольный. Высоты мы удержали, все до единой. Враг, потеряв тысячи своих людей, откатился зализывать раны и подсчитывать потери.

Лизка на радостях закатила Данилу угощение. Наделала сладких пирожных и вечером после жаркой бани накормила от пуза. Ну а я, просто поставил перед парнем бутылку дорого коньяка и принялся его слушать.

— В общем, лезет узкоглазый по горе. Я выглядываю, а там их как тараканов на кухне у тещи моего брата. Капитан кричит «бей кого видишь» и мы как вдарили! Пулеметы, вы не поверите, Василь Иваныч, словно коса по высокой траве. Сзади минометы хагакают, через наши головы подарочки закидывают, ну и мы их тоже гранатами. Ужас сколько положили, кровь там ручьями по горе стекала. А еще мороз ударил и там лужи целые замерзли. А утром опять эти полезли, да на этих лужах падать поскальзываться, да скатываться начали. Офицеры ихние сзади что-то орали, саблями своими размахивали и гнали на нас своих макак. С Плоской нам хорошо помогали, постреливали тех кого мы достать не могли, да только и на них потом полезли. У них потом совсем плохо стало. Япошек на Плоской