* * *

Когда дверь закрылась, Бруно быстро подошел к молодой девушке.

— Вы должны мне ответить, Люси, на один вопрос, прежде чем я прошусь с вами, — сказал он. — Кто направил вас ко мне третьего дня? Вы уже тогда знали то, о чем еще никто не подозревал. Вы знали, что граф Оттфрид не упал в пропасть, а был убит; вы знали, что только я могу доказать, что ваш брат невиновен, и, таким образом, только я могу освободить его из тюрьмы. Как вы проникли в эту тайну? Ведь я открыл ее одному прелату, и, кроме приора и нас двоих, никто ни о чем не догадывался.

Люси робко взглянула на Бруно. Ее прелестное личико снова побледнело.

— Я не знала ничего определенного, а только предполагала, — тихо ответила она. — Слава богу, мое предположение не оправдалось. Я страшно боялась... я думала, что вы принесете себя в жертву, чтобы спасти Бернгарда.

Бруно с удивлением отступил на несколько шагов.

— Как принесу себя в жертву? — переспросил он. — Ах, понимаю! Вы, значит, считали меня виновником смерти графа?

Молодая девушка с виноватым видом опустила голову.

— Вероятно, я похож на убийцу, — с горькой улыбкой проговорил Бруно. — Граф Ранек тоже заподозрил меня. Поэтому вы задрожали от ужаса, когда я осмелился прикоснуться к вам? Вы думали, что мои руки обагрены кровью?

— У вас был такой страшный вид, когда вы ушли тогда из часовни, — возразила Люси, и ее голос задрожал при этом воспоминании. — Я не могла забыть ваш взгляд, ваш голос. Я думала, что по выходе из церкви вы встретились с графом и между вами произошла ссора... А потом ваше загадочное молчание! Не сердитесь на меня!.. Ах, если бы вы знали, сколько я выстрадала, как поплатилась за свое подозрение!

Молодой человек мрачно отвернулся от Люси; на его лбу появилась фамильная грозная складка, он не мог простить девушке ее оскорбительной мысли.

Люси подошла к нему ближе, тихо прошептала: «Бруно!» и с мольбой взглянула на него своими прекрасными синими глазами.

Как по мановению волшебной палочки морщина на лбу Бруно разгладилась, и лицо потеряло горькое выражение. Кажется, только одни эти глаза во всем свете имели власть над ним, но их власть была беспредельна.

— Жертвой преступления должен был стать я, — тихо сказал Бруно, — но преступник ошибся — в ущелье было темно, и он принял Оттфрида за меня. Его ввели в заблуждение сходство наших фигур и одинаковые темные плащи. Я каждый день в один и тот же час проходил мимо Дикого ущелья, и, очевидно, преступнику это было известно. Если бы я не задержался в часовне, то был бы раньше Оттфрида на месте происшествия, и рука злодея сразила бы меня. Вы знаете, что меня задержало в часовне, что спасло меня?

— Да, знаю!.. — еле слышно прошептала Люси.

Она ни на минуту не забывала пламенного признания Бруно. И именно это признание спасло ему жизнь.

— Я был на мостике как раз в тот момент, когда графа сбросили вниз, — продолжал Бруно свой рассказ, — но пришел слишком поздно, чтобы помешать убийству, зато достаточно рано, чтобы узнать в преступнике отца приора. Услышав мои шаги, он обратился в бегство; у меня не было времени догонять его, так как я надеялся, что еще можно будет спасти Оттфрида. Я быстро созвал ближайших жителей, и мы с большим трудом извлекли из пропасти тело графа. Помощь пришла слишком поздно, но все же нужно было попытаться сделать все, что было в наших силах.

На другой день я сообщил прелату о том, что видел. Для него, конечно, это не было тайной; я не сомневаюсь, что он прекрасно знал, кто должен был погибнуть. Он приказал мне молчать на том основании, что «мертвого все равно не воскресишь»! В последний раз он связал меня обещанием беспрекословно подчиниться ему. Я молчал до тех пор, пока не узнал от вас, кого подозревают в убийстве графа Оттфрида.

Бруно перевел дыхание, лицо его снова омрачилось. Молодая девушка с напряженным вниманием ловила каждое его слово.

— Можете себе представить, настоятель, уже узнав об аресте вашего брата, продолжал настаивать на том, чтобы я скрыл правду... Вы слышите, Люси? Он не боялся, что невинный пострадает из-за моего молчания. Это так возмутило меня, что я отказался от дальнейшего подчинения монастырю. Теперь я свободен. Конечно, мои бывшие «братья» будут называть меня клятвопреступником, отщепенцем... пусть! Всю жизнь они пугали меня этими словами, теперь я их больше не боюсь!

Люси быстро подняла голову.

— Вы отказываетесь от монашества? — живо спросила она. — А от католической церкви тоже?

— Мне ничего другого не остается, если я не хочу быть лишенным прав всю последующую жизнь. Католическая церковь не признает отречения от монашества. Я вернусь к религии, в которой был крещен при рождении. Пусть ответственность за мое ренегатство падет на тех, кто насильно, помимо моей воли, заставил меня сделаться католиком! Я знаю теперь, что мне следует предпринять и от чего зависит моя будущность!

Люси молча слушала горячую речь Бруно и не сопротивлялась, когда он, взяв ее за руки, привлек к себе.

— Люси, твоя вера избавляет меня от всех преград, которые мешали моему счастью. Люси, ты боялась меня с первой нашей встречи, избегала меня, считала способным на преступление, но со вчерашнего дня я убедился, что ты не ненавидишь меня, что моя любовь не вполне безнадежна. Однако доверишься ли ты человеку, который начинает свою новую жизнь с нарушения клятвы? Он был вынужден сделать это, так как вырванная обманом клятва лишала его жизни, счастья и свободы! Согласишься ли ты вверить свою судьбу человеку, который принужден будет бороться за существование, которому на каждом шагу будут делать неприятности и ставить препятствия? Захочешь ли ты променять свою светлую, веселую жизнь на жизнь, полную тревог и забот? Оставишь ли своего брата, свою родину, чтобы последовать за мной? Может быть, тебя пугает такая будущность? Может быть, ты опять станешь бояться даже меня самого?

Последние слова Бруно произнес суровым тоном. Его непреклонный характер проявился даже в ту минуту, когда он предлагал страстно любимой девушке стать его женой. Правда, Люси уже не была тем веселым, резвым ребенком, который в страхе убегал от мрачного монаха. В тот час, когда она стояла рядом с ним в часовне у алтаря, она проникла в самую глубину его души, и ее страх бесследно исчез. А те несколько дней, в течение которых было пережито больше, чем можно пережить за годы спокойной, мирной жизни, превратили молоденькую девушку в глубоко чувствующую и все понимающую женщину. С безграничной любовью взглянула она на стоявшего перед ней Бруно и улыбнулась счастливой улыбкой.

— Еще вчера я считала тебя убийцей, Бруно, — ответила она, — была убеждена, что граф погиб от твоей руки, и все-таки не могла противиться твоим объятиям... Какие же доказательства нужны еще? Я думаю, что в ту минуту моя любовь выдержала самое тяжелое испытание и вышла победительницей.

Страстным движением Бруно крепче прижал к себе свою невесту, и его губы в первый раз коснулись ее губ.