лишь усиливался от того, что в двух квартирах под нами тоже горели очаги. Не считая этого, больше в комнате почти ничего не было.

– Матас? Кто там? – послышался голос из соседней комнаты.

– Я хочу тебя кое с кем познакомить.

– Если это снова Тивек, тот бессовестный мальчишка…

– Отец! – поспешно прервал его Матас и с извиняющимся видом улыбнулся. – Это девушка. Следи за языком. Я хочу познакомить тебя с ней, и она очень хочет познакомиться с тобой, хотя я ума не приложу почему.

– Казивар, – услышала я негромкое ворчание. За ним послышались кряхтение, натужные вздохи, потом какой-то стук, и наконец в дверях показался мужчина, сидевший в неуклюжем на вид кресле-коляске.

– Надо же, а ты хорошенькая, – хрипло буркнул он. – Простите меня, мисс, за то, что я не встаю. Как вы уже, наверное, догадались, этого я сделать не могу.

Признаюсь, я немного оторопела, увидев его. Естественно, он был похож на Матаса, и, хотя до преклонного возраста ему было еще далеко, увечье явно вытянуло из него всю молодость. На нем было столько слоев одежды, что сразу становилось понятно, почему в квартире стоял такой невыносимый жар – он очень остро чувствовал холод. Нижнюю часть его лица покрывала коротко стриженная белая борода, а в волосах, доходивших ему до плеч, виднелась седина. На шее у него висел мешочек с травами – они должны были скрывать исходивший от него резкий запах, который я, впрочем, могла ему простить, ведь он вряд ли часто покидал квартиру.

Я поклонилась ему по-имперски.

– Рада познакомиться с вами, – сказала я. – Хелена Седанка.

– Гм, – сказал он. – Говоришь и ведешь себя как имперка, а фамилия у тебя толская. – В его словах не было злобы, но и спокойнее мне от них не стало. Я вспомнила, как Матас говорил, что его отца ранили во время сражения в Марках. Поэтому, как и сэр Радомир, он мог испытывать глубокую неприязнь ко всем, кто родился в Толсбурге.

– Хелена не имеет никакого отношения к Рейхскригу, – быстро сказал Матас. – И я не потерплю, если ты станешь ее попрекать.

– Ай. – Отец отмахнулся от сына. Когда он снова посмотрел на меня, в его глазах плясали едва заметные искорки. – Я ни на кого зла не держу, – проворчал он, хотя я не до конца ему поверила. – Меня зовут Вартан. Я тоже рад познакомиться с вами, мисс Седанка. Мы садимся ужинать, не присоединитесь к нам?

– С радостью, – сказала я.

– Матас, Доротея должна что-то нам принести сегодня вечером. Скажи ей, что у нас гостья; может быть, у нее найдется немного кенны.

Кенна была неофициальным национальным блюдом Совы, которое состояло из свинины, запеченной в остром сырном соусе. Глядя на жилище Акеров, я сомневалась, что они могли позволить себе подобную роскошь.

– Не стоит так утруждаться из-за меня, – поспешно сказала я. – Правда, мне все равно, что есть. На работе я привыкла питаться тем, что остается к ночи. Такая уж особенность у нашего ремесла.

– Не беспокойтесь о нас, мисс, – сказал Вартан, когда Матас ушел. – Доротея любит о нас заботиться. А что, кстати, у вас за работа? Необычно это, чтобы девица вашего возраста где-то трудилась.

– Я секретарь, – сказала я. – Служу сэру Конраду. Он – Правосудие.

Вартан заметно опешил.

– Так вы – чиновница из Совы? Служите Правосудию? – Его расположение ко мне заметно переменилось. Вместо высокомерия и насупленности он вдруг посмотрел на меня с уважением и, как мне показалось, чуточку со страхом. – А правду говорят, что Правосудия владеют особыми способностями? У вас они тоже есть?

Я улыбнулась, надеясь, что моя улыбка покажется ему ободряющей.

– У сэра Конрада способности точно есть… а у меня их точно нет.

Люди часто реагировали на меня и мою профессию так же, как Вартан, но я лишь недавно стала обращать на это внимание. До дела леди Бауэр и до Долины я была наивной. Теперь же я наконец стала осознавать: простые люди, даже те, кто был старше и лучше меня, боялись нас. И боялись они не только сил, которыми владел Вонвальт, но и просто потому, что мы были агентами Империи. Для большинства сованцы оставались завоевателями, пусть теперь они и царили повсюду. И хотя я всегда считала себя в первую очередь толкой и лишь затем сованской подданной – увы, я никогда по-настоящему не ощущала себя имперкой, – другие видели меня совсем иначе. Я могла с тем же успехом облачиться в цвета Империи и носить на груди ее герб. Для других мы были воплощением власти Императора, словно он висел в нескольких футах над нами и управлял нашими действиями, дергая за ниточки. Мы часто слышали, как другие ропщут о жестокости Императора, однако я долго не осознавала, что простые люди могут считать нас такими же жестокими и лютыми, каким был он. Как жаль, что я не могла объяснить им, как ревностно Вонвальт относился к общему праву и применял его законы. Он ценил его превыше всего.

– Я слышал, что они умеют говорить с мертвыми, – со страхом сказал Вартан. Вдруг, отведя от меня глаза, он начал плотнее кутаться в одеяла. – Чудовищное и противоестественное дело, как по мне, – пробурчал он.

Мне оно тоже казалось чудовищным и противоестественным. Я не хотела снова думать о сэре Отмаре.

– Многое из того, что слышат люди, – это просто слухи, – сказала я, радуясь, что в тот миг нас прервал вернувшийся Матас.

– Немного кенны у нее все же было, – сказал он, и маленькую комнату заполнил узнаваемый запах сыра со специями. – Только ее придется разогреть.

Лицо Вартана просияло. Он посмотрел на меня, ища одобрения, и я ободряюще улыбнулась. Вел он себя в целом немного странно, одновременно неприветливо и заискивающе, и я сообразила, что увечье, приковавшее Вартана к коляске, наверняка сильно изменило его характер. Полагаю, когда-то он был грубым и неприятным типом, но теперь полностью оказался на милости своего сына и некой Доротеи.

Мы неторопливо беседовали, пока Матас готовил кенну и другую еду, которую передала Доротея. То были простые продукты, которыми изобиловали здешние места: овощи, картошка, хлеб и сыр.

– Он, должно быть, вам очень помогает, – негромко сказала я, хотя Матас наверняка это услышал.

– Мальчишка просто святой, – сказал Вартан. – Без его заботы я бы уже давно помер. Однако, – прибавил он, повысив голос, – сейчас я здоров как никогда. И обо мне заботится Доротея. Так что я все пытаюсь выпереть его отсюда. Ему нужно найти свой собственный путь в этом мире, а не сидеть тут со мной.