Мачете явно много раз точили, так что его широкое полукруглое лезвие превратилось в узкий, прямой, как шпага, клинок. Перехватив его поудобнее, Паулина положила плод на удобный плоский камень на обочине. Изабелла, по-прежнему шагавшая впереди, остановилась и посмотрела на мать.

– Подойдите и протяните руки, – сказала Паулина, доставая из мешка пластиковый опрыскиватель для цветов.

Мы подошли, и она обрызгала наши протянутые ладони каким-то дезинфицирующим раствором. Потом Паулина аккуратно разрезала пополам фрукт, который был размером почти с футбольный мяч. Снаружи он был желтовато-зеленым, а внутри – темно-красным, с оранжевыми прожилками, и я почему-то решил, что это какой-то дальний родственник дыни-канталупы.

Тем временем Паулина нарезала плод на небольшие аккуратные кусочки и, стараясь не прикасаться к ним пальцами, протянула один кусок Изабелле, а один – мне, предварительно насадив их на острие мачете. Перехватив мой устремленный на нож взгляд, Паулина улыбнулась:

– Клинок я вымыла. Да ты не бойся, только бери за кожуру. Никогда не прикасайся к тому, что́ ты ешь, руками, даже если тебе кажется, что они чистые.

Я осторожно снял свой кусок с клинка.

– Хорошо.

Дыня оказалась очень ароматной и сладкой, и мы ели ее на ходу, бросая кожуру в придорожные кусты. Потом нас догнал подросток на отчаянно скрипящем велосипеде. Обращаясь к моим спутницам, он прокричал несколько фраз на испанском, вежливо приподнял шляпу и не спеша покатил дальше. Когда он проезжал мимо меня, я заметил, что ось переднего колеса заменял кусок арматуры, который удерживали в проушинах вилки два куска толстой сапожной кожи.

Когда с дыней было покончено, Паулина шагнула к обочине и, орудуя мачете с силой и ловкостью, каких я от нее никак не ожидал, срубила толстый стебель сахарного тростника. На ходу очистив его от листьев, она содрала верхнюю, жесткую кожицу и протянула мне:

– Ну-ка, подержи за конец.

Я повиновался. Паулина взмахнула мачете – и у меня в руках оказался примерно десятидюймовый обрубок стебля. Не зная, что делать дальше, я уставился на него, и Паулина усмехнулась:

– Там внутри сок. Его нужно высасывать.

Оставшийся кусок стебля она разрубила еще на несколько частей для себя и для Изабеллы, и, поднимаясь дальше в гору, мы все сосали куски сахарного тростника. Его сок по вкусу напоминал леденцы, и я высосал свой обрубок досуха.

Какое-то время спустя заросли слева от дороги расступились, и я увидел небольшое пастбище, на котором под присмотром двух мальчишек паслось полтора десятка коров. Коровы щипали густую, сочную траву, и маленькие пастухи, которым было совершенно нечего делать, развлекались тем, что играли в бейсбол. У них были даже настоящие бейсбольные перчатки, но такие старые, что нитки на них давно перетерлись и вылезли, поэтому их пришлось обмотать изолентой, а вместо мяча они использовали крупный лимон.

Примерно через полмили дорога сделалась настолько крутой, что Изабелла вернулась к матери и протянула ей свой рюкзачок. Я предложил свою помощь, и рюкзачок – розового цвета, с Дорой-путешественницей и ее спутницей-обезьянкой[47] – перекочевал ко мне. Он оказался совсем легким: бутылка с водой была пуста, пакет с карамельками вскрыт, и только бинты остались в неприкосновенности.

Еще некоторое время мы поднимались по дороге, пока не вошли в заросли кофейных деревьев – вероятно, тех самых, которые Паулина показывала мне из окна пару часов назад. На всякий случай я спросил:

– Скажи, Паулина, это тот самый кофе, который…

– Зови меня просто Лина, – перебила она. – Да, здесь растет тот самый кофе, который ты пил утром.

– Хотел бы я знать, почему кофе с этих деревьев такой вкусный?..

Она не без самодовольства ухмыльнулась, но ничего не ответила, и мы пошли дальше. К этому моменту мы находились в пути уже несколько часов, пройдя несколько миль и поднявшись довольно высоко в горы. Наконец Паулина остановилась и, отдуваясь, обернулась ко мне.

– Смотри! – сказала она, показывая на северо-восток, где в нескольких милях от нас вздымалась к небу укрытая дымом вершина Сан-Кристобаля. Между ней и нами располагался второй, спящий вулкан. Его склоны были одеты густой зеленью, а кратер казался идеально круглым, если не считать узкого пролома в одной из стенок. От пролома тянулся широкий, темный, похожий на шрам след, который рассекал джунгли и, изгибаясь точно змея, сворачивал в долину. Отсюда не было видно, но заканчивался он только у побережья. Я знал это совершенно точно, потому что когда-то уже наблюдал этот шрам из окна частного самолета Маршалла.

Ах вот оно что, подумал я, чувствуя, как у меня в мозгу один за другим встают на место фрагменты головоломки.

– Десять лет назад над этими районами Никарагуа бушевал ураган «Карлос». За месяц здесь выпало двенадцать футов осадков, – глухо сказала Паулина и медленно обернулась ко мне. – Там… – Она взглядом показала на кратер спящего вулкана. – Раньше там было прекрасное озеро, но за четыре недели непрекращающихся дождей оно переполнилось. В конце концов огромная масса воды взломала каменную стену вулкана и устремилась вниз, увлекая за собой камни и почву. Это было совсем как извержение, только вместо раскаленной лавы по склону пронесся грязевой сель. Он был шириной в милю и высотой почти тридцать футов. Впоследствии снимки со спутников показали, что сель двигался со скоростью свыше ста миль в час. – Паулина махнула рукой туда, откуда мы пришли, и я увидел в западной части долины широкий прогал, на который поначалу не обратил внимания. – Сель прошел вон там и добрался до сáмого океана, а это почти тридцать миль… – Она немного помолчала. – В долине жили люди, много людей. Спастись удалось единицам. Кого-то поток унес далеко в океан – корабли береговой охраны подбирали выживших в тридцати милях от берега.

– А кресты?

– В тот день погибло больше трех тысяч человек. Кресты стоят в тех местах, где впоследствии находили тела… или части тел. Или обрывки одежды. Или… – Не договорив, Паулина повернулась и медленно зашагала дальше, но сказанные ею слова все еще звучали у меня в голове.

– Твои родственники тоже погибли в тот день?

– Да, – ответила она, не оборачиваясь. – Двадцать семь человек.

Я не нашелся, что сказать, а Паулина уже вглядывалась в просвет между кофейными деревьями, где плыл в воздухе дымок нескольких костров, на которых, судя по запаху, что-то готовилось.

– Идем, – сказала она. – Времени уже много.

Еще минут двадцать мы шли между кофейными деревьями, которые были высотой с меня. На ходу Паулина то и дело касалась рукой зеленой блестящей листвы, потом сорвала несколько ягод.

– Кофе начали собирать на прошлой неделе, – сказала она, не оборачиваясь. Изабелла убежала далеко вперед, и из зарослей слышался ее смех. Очередной особенно крутой участок дороги Паулина преодолела, не замедляя шаг, и я сразу отстал, поскольку очень ослаб за время болезни и успел основательно выдохнуться. Думаю, что в своем нынешнем состоянии милю я бы пробежал минут за шесть, если не больше. К счастью, бежать мне было не нужно, и я медленно плелся следом за Паулиной, стараясь только не потерять ее из вида. Лямки мешка впивались мне в плечи, колени подгибались, и я с трудом подавил в себе желание опуститься на четвереньки.