После этого я связался с одним из врачей, у которых каждые несколько месяцев повышал квалификацию, чтобы не лишиться статуса фельдшера. Но он не поверил мне на слово.

— Слушай, Фред, — начал я, — один мой друг…

— Друг? — уточнил он.

— Да, друг. И этот друг подумывает, что подцепил триппер.

— То есть твой друг [огромные воздушные кавычки, по крайней мере, как мне показалось] страдает от болей при мочеиспускании?

— Очень страдает… как он говорит.

— Значит, болезненное мочеиспускание, — сказал он, напоминая мне верный термин для описания этого состояния.

— Да, спасибо, Фред, но сейчас не время для педантизма, — ответил я, закатив глаза.

— Яички опухли? — спросил он.

— Именно.

— Выделения?

— Желто-зеленые.

— Джо, — сказал Фред, — может, просто перейдем к делу? Давно ты это подхватил? И почему мы обсуждаем это по телефону?

Мы еще немного поиграли в вопросы и ответы. Фред явно ставил под сомнение мою историю, но допускал, что, поскольку я работаю в ФБР, я, возможно, все же не вру.

— Давай поступим так, — сказал он. — Я выпишу рецепт на двадцать один день тетрациклина. Он все убьет, но твоему другу придется принять полный курс. Если не уничтожить гонорею, она может затаиться на неделю, а потом вернуться с новой силой. Понимаешь?

Я заверил Фреда, что все понимаю, и от всего сердца поблагодарил его за помощь. Но стоило мне повесить трубку, как я засомневался в успехе своего предприятия. Прежде всего, если тетрациклин будет выписан на мое имя, а я передам его Роду, я фактически окажу ему медицинскую услугу. Во Флориде ведение медицинской практики без лицензии считается уголовным преступлением третьего порядка, даже если ты носишь жетон.

В связи с этим у меня возникло второе, гораздо более серьезное опасение. Я задумался, светит ли нам с Лусианой провести свою старость в относительном комфорте или в полной нищете. Работая в ФБР, состояния не сколотишь, но двадцать пять лет стажа дают тебе право на пенсию в размере трех четвертей последнего годового заработка. Они будут выплачиваться ежегодно до конца твоих дней, даже если когда-нибудь ты выиграешь в лотерею, заработаешь миллиарды в собственной компьютерной компании или просто будешь каждый день греться под солнцем Флориды.

Лично я надеялся лет на тридцать спокойной жизни после выхода на пенсию — я был должен их жене после всех пропущенных ужинов, школьных утренников, праздников и дней рождений Стефани. Но осуждение по статье за уголовное преступление третьего порядка могло поставить крест на моей карьере, особенно учитывая количество нажитых врагов, занимавших высокие посты в штаб-квартире и за ее пределами.

Я представил, как меня ведут в наручниках после ареста за распространение лекарственных средств и как я делаю бургеры (после освобождения под честное слово) в какой-нибудь захудалой забегаловке возле Буш-Гарденс, потому что больше никто не берет меня на работу.

Ничего хорошего в этом не было ни для меня самого, ни для моей семьи. Я также вспомнил, как на курсах авиаподготовки меня учили никогда не принимать решения в состоянии крайней усталости, когда ненормальное кажется нормальным. Именно в такой ситуации пилоты садятся на шоссе вместо взлетной полосы или набирают высоту, когда нужно снижаться.

Когда я снова снял трубку, то нашел общественную клинику в Орландо, подчеркнул свой статус специального агента ФБР и взмолился, чтобы директор клиники в тот же день приступил к лечению Рода, заверив, что федеральное правительство берет все расходы на себя. В итоге платить федералам не пришлось. Расходы взял на себя округ Оранж, а директор клиники, бывший флотский врач, нашел в своем расписании окно в три часа дня.

Я тотчас позвонил Роду, который, как я велел ему, торчал возле таксофона рядом с трейлерным парком. Велев ему тащить свою задницу в клинику, я напомнил, что в половине седьмого мы с Муди будем ждать его в «Эмбасси Сьютс», откуда поедем на ужин.

— Постарайся привести себя в порядок, Род, — сказал я. — И не говори никому об этой щекотливой ситуации.

— Ты ведь Муди не скажешь?

— Нет, это останется между нами.

— Хорошо. Но я, наверное, не смогу сегодня с вами встретиться.

— Почему?

— Я вчера не вышел в ноль и даже потерял деньги. Сейчас я в минусе на двадцать три доллара, а у меня в кармане только восемьдесят шесть центов. Этого не хватит на бензин, чтобы к вам приехать.

— Ладно, Род, — сказал я, сделав несколько глубоких вдохов, — план такой. Идешь в клинику, делаешь ровно то, что тебе там скажут, а в половине седьмого я приеду в твой трейлер и привезу ужин. Поедим и поговорим. Агенту Муди дадим сегодня отдохнуть.

На другом конце провода повисло молчание. Когда Род наконец ответил, его голос звучал сдавленно, словно он плакал.

— Спасибо, Джо, — сказал он. — Спасибо огромное. Этот триппер меня убивает, — добавил он и повесил трубку.

— Тебя убивает? — бросил я телефону и своим шкафам. — Да твой триппер меня уже чуть не убил.

Тут в мой кабинет вошла Ширли с планшетом в руке.

— Мистер Наварро! — воскликнула она, словно весь день только и ждала этого момента.

— Что теперь?

— Мистер Наварро! — повторила она еще восторженнее и постучала по планшету указательным пальцем.

— Да, Ширли?

— Ты более шести недель не появлялся на стрельбах!

— Я был немного занят… — начал я, думая, что не брал отгула, чтобы поиграть с дочерью, а также…

— В правилах сказано, что стрельбы нужно посещать каждые четыре недели. Ты [изучая планшет] отстаешь на две недели. А это… [долгая пауза для подсчета] Это на 50 процентовбольше нормы!

— Ширли…

— А еще…

— Что еще?

— А еще, — сказала Ширли, наметанным взглядом изучая аккуратные, но высоченные стопки бумаг у меня на столе, на шкафах и всех остальных плоских поверхностях, — тебе не помешало бы прибраться в кабинете и подготовиться.

— К чему, черт возьми?

— К визиту директора тринадцатого числа.

— Судьи Сэшнса?

— Джо, он директор уже более двух лет, — снисходительно ответила Ширли.

— Я знаю! Он едет к нам? В Тампу?

Ширли сказала еще снисходительнее (если такое возможно):

— Разве тебе пришлось бы прибираться в кабинете, если бы он ехал, скажем, в Майами?

А-а-а! Только директора со всей его свитой нам здесь не хватало!

— Мы узнали этим утром, — широко улыбаясь, сказала Ширли, развернулась на каблуках и направилась в соседний кабинет, чтобы обрадовать следующего агента.