Давид же, завидев Лиду, всегда напевал куплет из танго:

Лидка победно рдела и улыбалась.

Павочка, когда Лидка уезжала на гастроли, принимала пост домоправительницы в квартире Крещенских. Пусть всего пару дней — неделю, но мир в это время крутился исключительно вокруг нее. Даже если Алена с Робертом оставались в Москве, их все равно почти никогда не было дома, и Пава считалась главной. Нельзя сказать, что она претендовала на стопроцентную замену Лиде, но шла уверенным вторым номером. И очень ждала момента, когда Лида отправится на целый месяц в Германию, погостить у своей племяшки. Хотя все понимали, что едет она совсем даже не к племяшке, а навестить Левушку. Но говорить об этом вслух было нельзя. Ну и пусть едет. Вот тогда-то Пава и покажет себя во всей красе! Потому что с Аллуси что взять? Постоянно при Роберте, в стихах, в работе, в разговорах, времени и на себя-то особо нет, а тут еще дети, дом, хозяйство… Нюрка, конечно, занималась Лиской: прогулки, кормежка — все вот это, но только до вечера, ровно в девятнадцать ноль-ноль барыня (а Павочка звала Нюрку исключительно барыней) отъезжали домой и являлись только к десяти утра. Правда, по дороге она заходила в магазин и приносила хлеб, молоко и что-то еще к завтраку. Остальные же функции брала на себя Павлина. Как она старалась в эти дни Лидкиных отъездов, как старалась! Шумно от нее, правда, было и дымно, но она этого совершенно не замечала. Раз в два дня ездила потютюшкать и покормить кота. Брать его с собой опасалась: считала, что с Бонькой он ну никак не уживется, может психануть от страха и сбежать. Но оборачивалась всегда быстро и снова занимала руководящее место. Она была и Робиным секретарем, во всяком случае, таковой себя считала, и отвечала на телефонные звонки, и следила за тем, чтобы Катя вымыла, придя из школы, руки, и приглядывала за Нюркой с Лиской, и выстригала собаке колтуны, и спускалась вниз за газетами Робочке к завтраку, а однажды в качестве двоюродной бабушки даже сбегала на родительское собрание, где Катю, кстати, очень хвалили. И надо сказать, слегка, ну самую малость грустила, когда с гастролей возвращалась переполненная впечатлениями Лида.

— Ну, Лидок, я пошла собирать манатки. Пока тебя не было, я Робочкин фотоархив разобрала, все по годам разложила, приблизительно, конечно, но как смогла, по большим конвертам, каждый подписан. У тебя, понимаю, руки не доходили, но так вам будет намного удобнее искать, если фото для газеты понадобятся. Книжную полку наконец пропылесосила, чуть пылесос не забился, столько грязи и собачьих волос там было, такое ощущение, что только Бонька их и читает. Традесканцию твою рассадила, ей совсем тесно стало, теперь в трех горшочках живет. В общем, похозяйничала тут, уж извини! — чуть вызывающе доложила Павочка и дернула головой так, что бриллиантовые сережки, которые она не снимала со дня свадьбы, закачались, словно две крошечные хрустальные люстрочки.

К новому, 1973 году готовились, как обычно, тщательно. Тщательность заключалась в накоплении продуктов. О продуктах говорили все и постоянно, обменивались телефонами завскладов, директоров магазинов и рядовых продавцов, и это не было признаком какого-то мещанства или приземленности, совсем нет. Это была необходимость, своеобразная охота, стремление доказать, что ты вожак. И еда, даже самая примитивная, не просто так появлялась на праздничном столе, нужно было сперва поработать — и локтями, и звонками, и стоянием в очередях. Продуктовый заказ, который выдали Роберту к Новому году в Союзе писателей, покрывал не все нужды, хотя был по-своему роскошен: балык, печень трески, буженина, сервелат, венгерская курица, крабы и даже две пачки гречки — пища богов по тем временам. Большая надежда была и на Павочку. Она сдружилась с тем самым метрдотелем из ресторана «Московский», и проблем с продуктами теперь не было совсем. Чуть дороже, конечно, зато как велик выбор! После скандала, учиненного Павой на юбилее Роберта, Семен Васильевич сильно зауважал эту странную, громкую, сильную женщину, к которой проникся всей душой. Он даже изредка приглашал ее к себе, усаживал за накрытым столиком класса люкс с лучшим видом на Кремль и сам галантно обслуживал. Потом они трогательно, под руку, неспешно шли гулять в Александровский сад, разговаривая о высоком. Ну и снабжал ее, конечно, продуктами. Получал от этого истинное удовольствие — давать не когда просят или приказывают, а по собственной инициативе. Поэтому ему можно было заказать на Новый год все, чего недоставало: и болгарские помидоры, и огурцы, даже крымский сладкий лук, про мандарины и речи нет, положит тоже, чтобы в очереди лишний раз не стоять, рис длиннозерный, а не кубанский, шматок, а то и два вырезки, кофе растворимый, чай со слоником и, главное, сахар и сливочного масла побольше, что-то они стали часто пропадать из продажи.

Новый год Крещенские решили справлять на даче, по-семейному, как, собственно, и всегда. Объяснение было простое — на Калининском по-семейному не получалось. Пробовали. Всегда кто-то обязательно заглядывал, так сказать, на огонек. В прошлом году, хоть никого не приглашали, набилась куча народу. А все потому, что окна в окна, можно сказать, глаза в глаза, в следующей высотке, жил друг Роберта, большой аварский поэт, который часто приходил, как только замечал, что в квартире Крещенских включился свет. Его всегда очень ждали и любили. Пришел он и на прошлый Новый год, аккурат за пять минут до полуночи, как Дед Мороз, вышло очень мило и трогательно. Вот только Лиду с Аленой чуть инфаркт не хватил, когда они увидели в прихожей толпу из его одиннадцати родственников, прилетевших в Москву из Махачкалы. Уж очень хозяйки озадачились, чем накормить гостей, и всю новогоднюю ночь что-то ваяли на кухне — Лидка пекла блинчики, Алена строила бутерброды… В общем, варили для гостей кашу из топора, чтоб не ударить в грязь лицом.

На встречу следующего Нового года стопроцентно решили на всякий пожарный отбыть в Переделкино, чтобы там встретить его тихо и мирно. С собой позвали только Павочку. Она давным-давно стала членом семьи, и без нее странно было бы что-то устраивать. Да и Сева от одиночества совсем одичал, хотя после нервотрепки с Мамедом на гостей уже не напрашивался. Но очень обрадовался, что на Новый год будет не один.

А на даче раздолье — лес, небо со звездами, снега навалом, сугробы до окон, так еще и елку можно во дворе нарядить. Плюс в доме печка, которую еще немцы после войны сложили, добротная, четверть века уже прослужившая, приятно — дрова потрескивают, огонь гудит, тепло, уютно. Да и холодильник не нужен — можно поставить продукты в тамбур, все останется в сохранности. И разместиться всем места хватит, а Павочка к Севе в сторожку спать пойдет, у него там кухня просторная, раскладушка не раз там вставала.

Приехали накануне вечером, хотели почему-то сначала на электричке, но сумки были уж больно тяжелые, Роберт один никогда бы не справился, да и с собакой страшно, вдруг с поводка сорвется и убежит. Ничего, Аллуся села за руль, хоть и не любила скользкие зимние дороги, и домчались довольно быстро, почти без остановок. В этот предпраздничный день все, закончив с покупками, успокоились, утихомирились, сели по домам в предвкушении праздника, чтобы начать прихорашивать под бубнящий телевизор жилье, елочки и самих себя. Даже прохожих, не то что машин, было совсем немного, хотя кто-то запоздалый еще тащил, смешно переваливаясь, на плече елочные остатки.