Перед туалетом Вайс проявил учтивость – он расплатился за посещение за двоих.

– Вайс, вы ставите меня в неудобное положение, – шепнул Мартынов. – У нас в России традиция: за двоих в туалет платит только кто-то из влюбленных. Нас неправильно поймут – вы если и похожи на девушку, то только на очень старую девушку. А еще на очень страшную девушку.

– В вашей долбаной России все через задницу, – огрызнулся Вайс, не обращая на болтовню Мартынова никакого внимания. Втолкнув плененного в зал с писсуарами, он захлопнул дверь и вонзил меж ручкой и косяком швабру. – Не пытайтесь спровоцировать меня на скандал, иначе я вас действительно поставлю в неловкое положение. Кейс!

Андрей поставил его на пол, но это все, что он сделал.

– Мартенсон, я имел в виду, что вы должны отдать его мне, – и Андрей увидел, как пистолет дрогнул в руке Вайса.

– Но тогда вы выстрелите.

– Я могу сделать это прямо сейчас. И тогда не придется ломать голову над дилеммой. Кейс!

Аккуратно поставив чемодан на мраморный пол, Мартынов упер в него ногу и толкнул. Стальной кейс поехал к Вайсу и остановился в шаге от него. Морщась от боли, он наклонился, поднял и встряхнул его. Звук его устроил.

– Здесь все?

– Все, что тебе понадобится, урод.

– Хамство вас никогда не украшало, Мартенсон, – посмотрев на пистолет, словно ему точно не было известно, снят ли предохранитель, глава безопасности «Хэммет Старс» как-то нехорошо посмотрел и на Мартынова. – Вы затеяли опасную игру, Мартенсон, и сейчас мир является свидетелем ее логичного завершения.

– Философские беседы не самая сильная ваша сторона, Вайс. Видимо, вы горите желанием меня прикончить. За ошпаренную рожу, за едва не сорванную вашу командировку, за жену свою, наверное… Вы в курсе, что мы с ней ладили?

– Она мне призналась, – ненавидя Мартынова всей душой, выдавил Вайс, что вы не лучший из мужчин.

– В самом деле? И как часто она вам делает такие признания?

Отшатнувшись от пистолета, который дернулся в руке Вайса, Андрей вдруг подумал о том, что видел свою смерть в разных ситуациях. В зоне, с ножом в животе, рядом с «запреткой». В Штатах, где-нибудь в Queens, он лежал и истекал кровью после побоев битами, в Вегасе любой, кто хорошо знал Мартенсона, мог разрядить в советника Малькольма весь магазин «кольта». Но Андрей никогда не думал, что в зал последнего своего судебного заседания он отправится из общественного туалета, то есть с «параши». Конец был так реален, что ему вдруг пришла в голову нелепая мысль попросить Вайса вывести его за территорию аэропорта и убить в лесу. Огорчение от близкой позорной смерти было столь велико, что желание жить и чувство самосохранения вернулись к нему лишь после внезапно вспыхнувшей ярости.

Выживший в лагерях строгого режима, он должен был пасть от пули забредшего на его землю янки.

Вайс, решительно направляя длинный ствол в левую половину груди бывшего служащего «Хэммет Старс», этой вспышки не уловил. Лимит времени, выделенный для разговора с Мартенсоном, был исчерпан. Он мог нажать на спуск в любой момент и так бы сделал в первое мгновение их появления в туалете, но желание посмотреть в глаза тому, кто переспал с его женой, и, следует догадываться, не единожды, всякий раз снимало палец с крючка. Сейчас же пора было уходить. Выстрел в грудь, выстрел в затылок – и уже через несколько секунд он выйдет из туалета с кейсом в руке и войдет в зал ожидания для VIP-персон. В этой долбаной России все иностранцы почему-то – VIP-персоны. Что афроамериканец, что желтомордый выходец из Шанхая. Предкам Вайса эти животные прислуживали на ранчо, присматривали за скотом и всякий раз были биты плетью, когда это им удавалось не слишком блестяще.

На него никто не обратит внимания. Он в перчатках, у него паспорт гражданина самой великой страны. Кто подумает, что он каким-то образом причастен к смерти русского уголовника-эмигранта?

И в тот момент, когда спусковой крючок поехал назад свободным ходом, отмеряя последние мгновения жизни неудачника Мартенсона, дверь потряс грохот.

Сломанная швабра переломилась, как спичка, и укороченная наполовину ее часть со щеткой залетела под ноги Вайсу.

– Я, кажется, что-то пропустил, верно?

На пороге, удерживая «глок» в вытянутой руке, стоял седоватый мужчина лет пятидесяти на вид. Помедлив, он вошел и стал обходить Вайса, продолжая держать пистолет на уровне его бровей.

Андрей качнулся и оперся о дверь кабинки. Впервые свою жизнь спасал не он сам, а счастливый случай. Но почему-то этот счастливый случай явился в лице придурковатого следователя из Ордынска. Как объяснить такой невероятный факт, Мартынов не знал, да и не стремился к этому. Если пару секунд назад возможность умереть составляла более девяносто девяти процентов, то теперь ставки на бирже преисподней упали до прямо противоположных значений.

– Как вы вовремя… Бабушкин, кажется?

– У вас неплохая память для потерявшего ее, – заметил следователь, не сводя глаз с Вайса.

– А у вас, видимо, неограниченные полномочия.

Вайс, пытаясь понять суть совершенно бессмысленного разговора, вздрагивал ресницами единственного глаза и дрожал правой рукой.

– Ехал мимо, – объяснил Бабушкин, – дай, думаю, заеду. Не пытаются ли американцы устроить бойню в туалете? Но вы напрасно ждете подкрепления, Мартынов. Его не будет.

– Тогда почему вы здесь? – С лица Андрея наперегонки бежали струйки пота – выходить из стресса всегда сложно…

– Разве вы не понимаете? – удивился ордынский следователь. – Я хочу восстановить справедливость. Сдается мне, вы дюже претерпели от банды этих негодяев, – глядя на Вайса, следователь кивнул в его сторону. – И есть только один способ прекратить этот гон.

Грохот выстрела заставил Мартынова вздрогнуть и обрушиться спиной на дверцу кабинки.

Он смотрел на Вайса широко раскрытыми глазами и не понимал, как такое могло случиться. Пуля вошла главе безопасности «Хэммет Старс» в глаз, заставив ослепнуть навсегда. Но страдать в темноте долго ему не пришлось. Пронзив мозг, пуля вышла и утащила с собой его добрую часть.

– Поднимите его пистолет, Андрей Петрович, быстро, – скомандовал Бабушкин, наклоняясь и отрывая кейс от пола. Последнее было сделано вовремя, потому что расползающаяся бордовая лужа уже грозила коснуться его основания.

Мартынов машинально отвалился от дверцы, шагнул и наклонился…

* * *

Метлицкий гнал машину в аэропорт Толмачево, не обращая внимания на светофоры и встречный транспорт. Лицо его было влажно, глаза слипались, и он, постоянно наклоняясь к рулю, вынужден был, превозмогая боль, заставлять себя разгибаться. Рубашка его с левой стороны в нижней части была пропитана кровью так, что хлопок блестел, словно шелк. Кровь сочилась из раны и сбегала на брюки, так что и те были пропитаны до самых колен.