– И установка «Град» в кармане.

– Не смешно.

Саша ошиблась на один день. В костюме Марии Стюарт она готовилась к выходу на сцену, стояла за кулисами, слушая первую сцену… Нет, не слушая, сегодня Саша находилась в состоянии войны сама с собой: играть хотелось и сбежать хотелось. Иннокентий предложил, протянув бутылку:

– Воду будешь?

Она отрицательно качнула головой, двинула к лестнице, стала подниматься вверх. Иннокентий по привычке следил за каждым ее шагом, как вдруг!

Раздается треск и Саша с очень приличной высоты летит вниз! Это было очень неожиданно для нее, но главная мысль прострелила: идет спектакль, нельзя кричать, только потом вторая мысль ударила – что она сейчас убьется! И все равно не закричала.

Не зря Иннокентий не отходил от нее, стоял-то рядом, всего сделал шаг и протянул руки, после чего оба упали на пол сцены, Саша оказалась на охраннике. В этот момент прибежал мордастый машинист сцены, увидел ползающую парочку, наклонился к ним и перепугано прошипел:

– Чего тут?.. Что трещало?.. Вы чего тут…

– Не знаю, – подскочил Иннокентий.

Помогая Саше подняться, он указал ему на лестницу, которая вверху была оторвана и висела на честном слове. Зазвучали фанфары и голоса:

– Королева идет!.. Королева идет!..

А королева еще ползала на четвереньках, путаясь в юбках, не понимая, что произошло, и растерянно лепеча:

– Мне… Мне на выход…

Инок поставил ее на ноги и дал совет короткими фразами:

– Лестница сломана. Просто выйди. Без лестницы.

Она кивнула и величественно вышла на середину сцены у самого задника, потом пошла вперед, чувствуя, как коленки дрожат мелкой дрожью. Ее подхватил луч пистолета, искавший королеву наверху, короче, выкрутились все.

Пока шла первая картина, Иннокентий вместе с машинистом и монтировщиком изучали причины срыва лестницы, но было темновато за кулисами. Только во время антракта, когда включили дежурный свет и принесли стремянку, причина стала ясна: лестница подпилена. И подпилена с обеих сторон, но оборвалась только с той, где подпил был больше.

Начался второй акт. Главреж экстренно собрал совещание в кабинете, на котором присутствовали монтировщики с машинистом, директор, пришел туда Иннокентий, примчался Пуншин, проводивший репетицию в репетиционном зале. – Ребята, в чем дело, что происходит? – начал директор, стоя у стола главрежа. – То на Боярову софит падает, теперь лестница подпилена. Кому она мешает? Монтировщики, вы же обязаны обеспечить безопасность.

Директора в отличие от главрежа побаивались, он суров, жалости к артистам не питал, для него они просто работники, которых в таком количестве невыгодно держать, а он – работодатель, благодетель. Административный ресурс (так его нарекли ехидные артисты), внешне тоже ресурс, то есть глянешь – и сразу поймешь: это чиновник, у которого индивидуальных черт не фиксирует глаз. За всех монтировщиков отдувался всегда машинист сцены, он сидел с обиженным выражением, будто это ему сделали подлянку, в сущности, так и было, но и тоном обиженным принялся оправдываться:

– Мы поставили, проверили, я сам ходил по лестнице, меня выдержала…

– Но она подпилена, – уличил директор. – Кто это сделал?

– А я знаю? Среди монтировщиков сволочей нет.

– А где они есть? – не унимался директор.

Что могли ответить монтировщики? Их работа проста: убрал декорации сказки, поставил вечерний спектакль, и так каждый день. Им что Боярова, что Оленева, да хоть мировая звезда – все равно: убрал и поставил. Не добившись ясности, директор отпустил монтировщиков, Иннокентий остался, на что Пуншин отреагировал одним звуком, при этом указав кистью руки на молодого человека:

– А?..

– Это наш охранник, – подал голос главреж, до того молчавший. – Он, кстати, спас Боярову, иначе она могла разбиться насмерть.

Главреж выглядел уставшим и каким-то потухшим, он не высказывал своего мнения, не строил предположений, лишь дополнил:

– Мы докатились: в театре завелся подонок, которому не по нраву Боярова. Проще говоря, он пытается ее убить. Потрясающе! В театре!!!

– Может, цель не столь радикальна? – высказался Пуншин.

Геннадий Петрович бросил в его сторону выразительный взгляд, означавший: надоели вы мне все, и отвернулся, подперев голову рукой. Поговорили о мерах предосторожности, точнее, обсуждали директор и Пуншин, Иннокентий с главрежем устранились от этого процесса. Бывшему монтировщику не дали вставить и пару слов, он понял, что его мнение здесь никого не интересует, молчал и про себя угорал от смеха, слушая ахинею. М-да, сапоги должен тачать сапожник, а пироги печь кондитер. После дурацкого совещания Инок отправился на сцену, дождался конца спектакля и отвел Сашу в сторону:

– Пойдешь домой пешком…

– Что? – замерла она в ужасе. – Ты бросаешь меня?

– Я пойду следом, но держаться буду на расстоянии. Если на тебя нападут, успею добежать. На всякий случай держи в руке телефон, что я дал тебе. Помнишь? Кнопка – единица. И не спеши, иди спокойно.

– Боюсь я…

– Не бойся. Если мы не спровоцируем этого товарища, он будет повторять попытки, пока не добьет тебя. Я оповещу народ, что ухожу раньше, а то ведь все привыкли, что после спектакля везу тебя домой.

И вот Саша шла одна по пустым темным улицам, повесив сумку на плечо и держа руки в карманах пуховика. В одной руке она сжимала газовый баллончик, в другой – кнопочный телефон, и… благополучно добралась до своего флигеля. Упав на кровать прямо в пуховике, лежала, глядя в потолок, пока не позвонил ее личный телохранитель:

– Как ты?

– Жива, значит, хорошо.

– Ты не любишь срезанные цветы… Что же тебе завтра подарить?

– Жизнь. Если сможешь.

12

На воскресной сказке Сашу скромно поздравили открыткой, приколотой к расписанию, ну и артисты по отдельности. Начался спектакль, а Иннокентий обошел все закулисные службы, выясняя, кто и что слышал вчера, а может, видел, или показалось, или просто подумал в промежутке от пятнадцати до восемнадцати часов. Разумеется, он выяснял это осторожно, подводя людей к якобы самостоятельному рассказу. И? В маленьком театре, который никогда не бывает пустым, где тебя узнают по звуку шагов, где стоит чихнуть, тебе сразу ставят диагноз, а стоит подумать – твои мысли уже прочли, интерпретировали и доложили кому надо… никто ничего не видел и не слышал! А ведь кто-то пилил доски на сцене, когда поставили декорации, пилил ручной пилой – электропилу услышали б, но замечен не был. Невидимка работал.

Иннокентий еще на вчерашнем спектакле стал у лестницы, вычисляя, как совершен подпил. Подпилено высоко, у площадки. Либо нужно стремянку притащить, а это громоздкое сооружение, либо на лестнице сидеть, то есть пилить сук, на котором сидишь. Скорее стремянка – подпил ведь высоко. Кулиса висит впритык к лестнице, закрыться ею во время опасности – раз плюнуть. И никто не обратит внимания, проходя мимо, если в этот миг просто затихнуть, а потом продолжить пилить.