«Я попросту напугаю их обеих! Мари-Эрмин скажет матери, что я — больной туберкулезом, Эльзеар Ноле, пациент санатория в Лак-Эдуаре. К тому же я сильно изменился, и Лора меня не узнает. Но я найду, что сказать, смогу ее убедить, даже если она обрушит на меня сотню упреков. Однако на дочь такая сцена вряд ли произведет хорошее впечатление. Поэтому мне нужно вернуться в Шамбор и написать им письмо. Они приедут, и мы пообедаем где-нибудь втроем. Пусть это обойдется мне дорого, у меня еще есть деньги!»

Жослин какое-то время бродил вокруг поселка, но так и не решился войти в него. Он устроился на отдых, зарывшись в старое сено в сарае мельницы Уэлле[25], ныне заброшенной. Мужчина уснул и проснулся только с наступлением темноты, порядком промерзнув. Так долго оставаться вне помещения ему удалось только потому, что он много двигался и был тепло одет.

«Еще чуть-чуть, и я замерзну до смерти», — решил Шарден.

Побродив в окрестностях Валь-Жальбера еще какое-то время, он наконец подошел к большому дому, из труб которого шел дым. Мужчина нашел его благодаря указаниям сестры Викторианны, отметившей, что красивая молодая дама живет возле монастырской школы. Словно грабитель, выбирающий место, где можно поживиться, он обошел дом кругом. В сарае заворчала собака.

«Если на мое несчастье этот пес залает, он поднимет на ноги весь дом!» — сказал себе Жослин и отошел подальше.

Теперь он уходил из поселка, утомленный невыносимыми сомнениями.

— Позже, — повторял он вполголоса. — Не сейчас. Я не готов, и мне страшно. Господи, мне страшно встретиться с Лорой!

Дорога до Шамбора показалась ему бесконечной. Радостное нетерпение, в котором он черпал свои силы, угасло. Неделю он провел в номере отеля. Потом, почувствовав себя лучше, решил отправиться в Роберваль и остановиться в рекомендованном ему недорогом пансионе.

Валь-Жальбер, воскресенье, 5 марта 1933 года

Эрмин была счастлива, абсолютно счастлива. В обществе матери и Шарлотты она провела прекрасную неделю. Ханс уехал в Роберваль, а Тошан собирался на лесопилку в Ривербенд, но только после того, как подарил ей тысячу ласк и сказал тысячу нежных слов, которые убедили ее в силе их взаимного чувства.

Успокоенная тем, что в доме снова воцарился мир, Мирей принялась готовить кушанья одно другого вкуснее, правда, ей пришлось брать продукты из запасов; благо в осенние месяцы она заготовила много домашней консервации и засолила достаточно мяса. В погребе оставалось немало чуть привядших яблок и банок с консервированными сливами, однако домоправительница уже с нетерпением ждала лета с его обилием свежих овощей и фруктов.

Арман Маруа, парень сильный и ловкий, очень серьезно относился к своим обязанностям. Пятнадцатилетний юноша неусыпно следил за правильным функционированием отопительной системы в доме и всегда вовремя пополнял запас дров.

— Мой милый Мукки, папа вышел к своим собакам. Увы, он снова от нас уедет, — тихо пробормотала молодая женщина, укачивая сына в своих объятиях.

Сквозь занавески из небеленого льна в комнату проникали еще по-зимнему блеклые лучи солнца, придавая гостиной более радостный вид. Навощенная мебель сверкала чистотой. Фарфоровые и бронзовые статуэтки, расставленные здесь и там, ловили мельчайшие отблески света. Все в комнате навевало мысли о покое и гармонии. Лора несколько часов после полудня провела за вязанием и теперь отдыхала в своей спальне на втором этаже.

— Мой сыночек, мое сокровище, — ворковала Эрмин, — ты самый милый мальчик на земле, самый красивый…

Она наслаждалась безмятежностью момента, примирением с мужем и жизнью в целом. Река Уиатшуан и вправду совершила чудо.

«Ночь в полнолуние, ссора, взаимное прощение — и вот мы с Тошаном снова влюблены друг в друга, как в первый день, — подумала Эрмин с нежной улыбкой на устах. — Это прекрасно — любить и быть любимой, все делить с возлюбленным…»

Происшедшая с Тошаном перемена не могла не поразить Лору. Накануне зять был с ней на удивление обходителен. За ужином он даже рассказывал о своем детстве. Метис надел белую рубашку, в которой выглядел весьма привлекательно. Волосы он тщательно собрал и заплел в косу, спадавшую на спину. О ночи, последовавшей за этим семейным застольем, Эрмин было что вспомнить. Она наконец смогла отдаться супругу — страстная, сгорающая от нетерпения, жаждущая наслаждения, от которого у обоих мутился разум и которое уносило их в мир безграничной чувственности, изысканной интимности.

В комнату с книгой в руке вошла Шарлотта.

На девочке было синее бархатное платье, а волнистые каштановые волосы она собрала в два «конских хвостика». Шарлотта присела на диван. Как и молодая женщина, девочка радовалась, что взрослые перестали ссориться и Тошан с Эрмин снова влюблены друг в друга. Подобно всем детям, Шарлотта легко забывала о плохом, в том числе и об испачканных кровью полосках материи, которые Мирей полоскала в чане, не жалея воды. Позабыла она и о слезах, пролитых вечером в тишине своей спальни.

— Какая ты хорошенькая, Лолотта! — воскликнула Эрмин.

— Пожалуйста, не зови меня Лолоттой, — со вздохом попросила девочка. — Теперь меня так зовет Арман, и мне это совсем не нравится. Знаешь, что он сказал в кухне пять минут назад?

— И что же?

— Он присвистнул и сказал: «Скоро у Лоло вырастут большие сиси!» Мирей ущипнула его за нос и отругала. Она говорит, это очень грубо.

— Арман — безмозглый озорник, — заметила молодая женщина. — Не обращай на него внимания, он нарочно тебя задевает. Какую книгу ты читаешь?

— «Оливер Твист» Чарльза Диккенса. Я ее почти закончила. Этот роман дал мне Ханс. Это история сироты, но он нашел своих родных, почти так же, как ты.

Мукки уснул. Эрмин уложила его в украшенную белоснежными кружевами ивовую корзину с мягким матрасиком, служившую переносной кроваткой. В холле послышались приглушенные шаги. Тошан вошел в комнату, приблизился к дивану и склонился над колыбелью сына.

— Ты видела, Эрмин, малыш сосет большой пальчик! — восторженно заметил он.

— Да, временами, — отозвалась жена тихим голосом. — Меня огорчает, что из-за своей работы ты не видишь, как он растет. В четверг он в первый раз залепетал. Уверяю тебя, можно было подумать, что он пытается что-то мне сказать. Ты уже надел упряжь на собак? Мирей собрала для тебя корзинку с едой. Уверена, там найдется и большой кусок пирога, который она подала сегодня к обеду.

На губах Тошана появилась таинственная улыбка. Он обнял супругу за талию и увлек к окну.

— Я просто дал собакам еды, — сказал он.