об этом думаю. Вырваться из этого круга можно было лишь одним способом – убив ее. Только так можно было покончить с этим кошмаром, с этой заварухой, которую, между прочим, она устроила и даже не думала заканчивать! Мне иногда кажется, что нож был бы гуманнее. То, что сделала я… – Я повернулась и взглянула в печальные глаза подруги. – Вряд ли она умерла быстро.

Иногда я представляла, как все было. Если Марион не погибла от удара при падении, Астрид наверняка оставила ее жить, пока не найдет способ разрушить заклятье и разъединить их. Возможно, сначала она бы ее пытала. А может, заставила бы ее бродить в полумире, куда я ее изгнала, и Марион страдала бы там, чахла и в итоге умерла, как героиня старинной баллады.

Но даже самая ужасная смерть не сравнилась бы с другим исходом: с тем, что стало бы с Марион, если бы она выжила.

– А если честно, Фи, – мой голос понизился до шепота, – представь, если бы она выжила. Это было бы невыносимо. Если бы она осталась жить там, в ловушке, живой игрушкой Астрид. Совсем одна. Это же страшно. Она из плоти и крови, Фи. Она бы не смогла так жить.

Я взглянула на нее, желая найти подтверждение тому, что было правдой – должно было быть правдой. Я хотела, чтобы она отпустила мне грехи. Фи судорожно вздохнула.

– Марион умерла, – сказала она и посмотрела вперед, на озеро, с горделивым видом, как фигура на носу корабля. Ее голос был таким суровым, точно это она меня убеждала.

Я вздохнула полной грудью. Вина, сидевшая на груди, как суккуб, наконец отпустила.

– Она умерла.

Мы смотрели на чаек, паривших над волнами. Они взлетали вверх, кувыркались в вышине и пикировали вниз. Фи шепотом молилась за Марион, и мы обе пытались не думать о том, слышны ли наши молитвы там, где она умерла.

Глава тридцать третья

Город

Тогда

Мы закончили школу и переехали в квартиру-студию в мрачном квартале Бродвея. Наши окна выходили на джаз-клуб, основанный сто лет назад. Его неоновая вывеска заливала нашу комнату зеленым светом.

Фи окунулась в реальный мир. Поступила в ученицы к йербере из Пилсена, нашла работу в департаменте озеленения, сменила несколько подружек, которые не знали, то ли им пытаться завоевать мое расположение, то ли меня опасаться.

Казалось, она легко обо всем забыла и сосредоточилась на будущем. А я не то что о будущем думать не могла, а с трудом представляла, чем кончится день. Работала шесть смен в неделю в «Золотом цыпленке», уходила в шесть утра, приходила в четыре, а дальше надо было чем-то занять вечер. Обычно я сидела дома одна – наша квартира была слишком маленькой, гостей мы не водили, а Фи редко оставалась без пары. По вечерам, пока она где-то развлекалась, я заваривала кофе, ставила пластинки из папиной коллекции и с предательским облегчением встречала заход солнца. Я любила сидеть в темноте и смотреть на вывеску джаз-клуба, которая мерцала и подмигивала мне, как старая проститутка в дырявом зеленом платье с блестками.

* * *

Меня уволили из забегаловки в воскресенье, через десять месяцев после окончания школы – я опрокинула чашку кофе на колени члену городской управы.

Он был постоянным клиентом, напоказ раздавал щедрые чаевые, горланил, как ярмарочный зазывала, и рожа у него была красная, как рождественский леденец. Я не обслуживала его столик, но, когда проходила мимо, он больно ущипнул меня за талию.

– Плесни-ка еще кофейку, – сказал он.

Его пальцы обожгли меня сквозь форменную рубашку из полиэстера. В тот день я не выспалась, в голове плавали обрывки розовых снов. Я взяла кофейник, наполнила его чашку и ловко опрокинула ее, поддев носиком. Лишь когда он закричал и выскочил из-за стола, до меня дошло, что я натворила.

– Ты это нарочно! – Он, кажется, был ошарашен. – Она это нарочно!

Мой босс, Серджио, бросился к нему с ворохом салфеток. За его спиной топталась вторая наша официантка с вазочкой розового мороженого.

– Убирайся, – пробурчал Серджио. Но я уже развязывала фартук.

Я взяла свои вещи и шла к двери, когда меня кто-то остановил. Буквально. Какая-то девчонка вскочила из-за стола и преградила мне дорогу.

– Эй! Новак.

Я растерянно уставилась на нее. Лицо из другой жизни.

– Линь.

Линь, которая работала в клубе «Метро». Линь, умевшая разговаривать с мертвыми. Я не видела ее с тех пор, как просила помочь нам с Астрид пару лет назад.

– А ты молодчина, – сказала она, – давно надо было ошпарить этого придурка.

Линь было около двадцати пяти лет. Короткая челка, острые стрелки, как будто нанесенные по трафарету. На ней была обрезанная толстовка с надписью «Иди к черту, киска», а волосы до ушей окрашены в черный, а ниже ушей – в бледно-абрикосовый.

Я оглянулась через плечо посмотреть, не идет ли Серджио.

– Спасибо. Вот только меня уволили. И, наверное, мне лучше уйти.

– Лучше бы повысили. Этот хмырь всю округу терроризировал. Однажды попытался подкатить ко мне в баре, спросил, сплю ли я с белыми. Я ответила да, конечно, но с ярко-красными – нет.

– Ха-ха. – Я все еще ждала, что Серджио схватит меня за плечо мясистой рукой и велит убираться. – Мне нужно идти.

– Подожди. – Линь закусила губу и о чем-то задумалась. – Можно угостить тебя завтраком? Не в этой дыре, конечно. Сюда я больше ни ногой. Я еще ничего не заказала, так что можем куда-нибудь пойти.

Интересно, как Линь вообще забрела в этот отстойный семейный ресторанчик, вместо того, чтобы зависать со своими друзьями в каком-нибудь дайнере? Неужели она тоже одинока? Я позволила себе помечтать.

Мы пошли в кафе с шведскими блинчиками в паре кварталов. Линь насыпала в кофе так много сахара, что я решила, будто она надо мной издевается. Но она сделала глоток и довольно кивнула.

– Хороший тут кофе.

– Ты чувствуешь его вкус?

Она как-то странно на меня посмотрела.

– Мертвые любят сладкое. И охотнее со мной говорят, когда от меня сладко пахнет.

– Правда? Не знала. Круто. – Впервые за долгое время мысль о сверхъестественном не кольнула меня в сердце. – А эти твои призраки… они просто приходят и сами с тобой заговаривают? Или… Как это вообще работает?

Линь поставила чашку.

– Когда призрак приходит сам, ничего хорошего не жди. Гораздо лучше, если я его вызываю. А если призрак находит меня, он приходит не по мою душу, понимаешь? Обычно он хочет пообщаться с кем-то другим. Мертвые-то по большей части занимаются своими делами и никому не мешают. Это живым не терпится с ними поговорить. – Она слабо улыбнулась. – Обычно в