– Твоя мама?

– В ту ночь, когда ее убил Обратный Флэш. Мне было одиннадцать, и я вошел в ее комнату и увидел ее, а вокруг – вспышки желтого и красного. Я тогда не знал, что это сражались Обратный Флэш и Флэш – то есть я. Мама не понимала, что происходит, но чувствовала, что это опасно, и протянула руку, показывая, чтобы я не пытался подбежать к ней. Единственное, о чем она думала – стремление защитить меня. – Барри посмотрел на Оливера. – И то же самое делала Лили для своего сына, Дина. Если бы ее там не было, или если бы я задержался на долю секунды, этот мальчик остался бы в том же положении, что и я. Вся его жизнь изменилась бы в одно мгновение – как от удара молнии.

– Но ты там был.

– В этот раз – да. Для этой матери и этого ребенка.

Оливер замолчал на несколько минут.

– Ты проживаешь свою жизнь, чтобы предотвратить что-то, что уже случилось?

Барри лишь смотрел куда-то в даль, сжимая в руках папку.

– Это трудный путь, Барри, – Оливер неловко переступил с ноги на ногу. – Я тоже потерял хороших людей, тех, кого я любил. Томми Мерлина, обоих родителей и других близких. Я сбился со счета. Люди умирали, сражаясь в моей войне.

– Уверен, что это не так.

– Суть в том, что мы не можем спасти всех. Мы должны научиться не сдаваться и идти вперед – как солдаты.

– Я не чувствую себя солдатом, но я сделаю все, чтобы не потерять больше никого – чего бы мне это ни стоило.

– Но не сегодня. – Оливер нахмурился. – Сегодня я за тебя.

– Ладно, – Барри тяжело упал в кресло, повесив голову. Руки и ноги мертвым грузом тянули вниз. Он почувствовал, что сможет отдохнуть впервые за очень долгое время.

– Спасибо.

– Рад помочь.

Их времяпрепровождение все сильнее походило на тюремное заключение. И дело было не только в мусоре. В каком-то смысле, хлам повсюду, грязная одежда и испортившаяся еда создавали ощущение реальности, и пока Шоне удавалось держаться от этого всего подальше, она была не против.

Но иногда все это становилось уже чересчур.

Даже облегчение, которое она чувствовала от сотрудничества с Рэтэуэем, постепенно выветрилось. После возвращения из обсерватории они ни разу не играли в шахматы. На самом деле, она вообще почти не виделась с ним, хотя его присутствие выдавали странные звуки, доносившиеся из лаборатории, которую он обустроил себе из подручных материалов в помещении, которое когда-то было богатым винным подвалом. Звуки, которые доносились оттуда, заставляли ее стискивать зубы.

Шона стояла у большого окна, совершая свой ежедневный ритуал наблюдения за восходом солнца над озером. Когда-то идеально чистое стекло было заляпано и перепачкано. Даже прекрасные оттенки оранжевого и желтого, поднимавшиеся над озером, чтобы рассеять тьму, не могли дать ей утешения, какое давали еще неделю назад.

У нее за спиной Мардон храпел на диване, который превратился из удобного предмета мебели в запачканную развалину. Шона услышала, как в комнату вошли Биволо и Нимбус.

– Это кофе? – проскрипел Нимбус. – Мне нужен кофе.

В отражении она увидела, как его крысиный взгляд остановился на дымящейся чашке в ее руке. Вряд ли ей разрешалось телепортироваться наружу ради кофе, но это ее не остановило. В доме кофе не было, да и еда почти кончилась. Никто не позаботился о том, чтобы пополнять запасы – за исключением Нимбуса, который иногда приносил пиво и коньяк.

– Ты вышла наружу, – зарычал Нимбус. – Нельзя выходить. На меня орут, когда я выхожу. А на тебя нет? Почему? Не может быть, чтобы ты нравилась Рэтэуэю. Он скорее предпочтет Мардона. – Нимбус усмехнулся своей грязной шутке.

Шона отодвинулась в угол, чтобы держаться подальше от него.

– Ты пытаешься убивать копов, когда выходишь наружу. Идиот.

Она отпила кофе, стараясь сделать глоток как можно громче.

– Только попробуй! – рявкнул Нимбус. – Только попробуй еще раз назвать меня идиотом. Еще раз! Всего один! – Мардон перестал храпеть, и со стоном проснулся.

Шона повернулась и расправила плечи. Биволо ждал с улыбкой на губах. Но прежде чем она успела заговорить, Мардон поднялся с дивана.

– Когда вы двое уже заткнетесь! Я пытаюсь поспать. – Темные круги залегли у него под глазами, а обычно точеное лицо исхудало и приобрело болезненно-желтоватый цвет. Борода была нестриженой, а волосы – не причесаны. – Я пашу как вол. Разве так сложно дать мне немного тишины? У вас тут целый дом, деритесь, где хотите, а вы сюда приперлись.

Биволо рассмеялся.

Возможно, Шона могла бы посочувствовать Мардону. Он всегда изображал из себя плохого парня, и ей нравился такой стиль. Будь она младше, она бы даже могла на него запасть.

– А ты заткнись! – заорала она в ответ. – Хочешь спать, иди найди себе комнату наверху! Их там полно! И как это, интересно, ты «работаешь как вол»? Я каждый день таскаю повсюду твоих прихвостней. Без меня Флэш бы уже отшлепал вас как маленьких девочек, которыми вы в общем-то и являетесь.

Биволо рассмеялся снова – на этот раз, громче. Нимбус выжидательно посмотрел на Мардона, который только несколько раз глупо моргнул, хмыкнул и снова завалился на диван.

– Ага, – фыркнула Шона. – Так я и думала.

Дверь открылась, и вошел Рэтэуэй. Озадаченность на его лице сменилась удивлением.

– Вы все здесь? Отлично. – В руке он держал пачку бумаг – ежедневный список задач для каждого из них, который в последнее время вызывал у них только ужас. Он раздал им листы, повернулся и, не говоря ни слова, направился к выходу.

Шона с раздражением просмотрела свои задачи, чувствуя себя как работник магазина, которого в пятый раз подряд назначили работать в выходные. Сегодня ей нужно было доставить Биволо в три места, и маршрут, который для нее был проложен, выглядел совершенно отвратительно. Хуже того, ей нужно будет вернуться до темноты, чтобы затем доставить в нужную точку Мардона.

– Нет! – Мардон смял бумагу, спустил ноги на замусоренный ковер и присел на краешке дивана. Он помассировал шею и швырнул смятую бумагу на другой конец комнаты.

– Хватит с меня, Рэтэуэй. Меня достали твои чудные точные планы. Меня достало, что меня двигают туда-сюда, как предмет мебели. И я больше пальцем не пошевелю ради этой операции – если ничего не изменится. Прямо сейчас!

Нимбус согласно закивал и пододвинулся поближе к Мардону, встав рядом с ним. Но ничего не сказал.

Рэтэуэй нетерпеливо выдохнул.

– Что на этот раз, Мардон? – спросил он. – У меня нет времени на детские истерики. Моя работа вошла в важную стадию.

Мардон выпрямился, отчасти вернув себе прежний нахальный вид.

– Да пошла она крысе под хвост, твоя «работа». Послушай меня минутку. Ты отправился к мэру почти неделю назад, и сказал, что он был готов сдаться, но потом появился Флэш. Так что мы продолжили давить. Ты сказал, что это должно его сломать – но этого не произошло.