Алекс протянул руку, чтобы дотронуться до одной из птичек. Гвен отпрянула от него, и шмель на ее шляпке затрясся на своем стебельке, приветственно кивая Алексу.

Алекс невольно улыбнулся. Ему показалось, будто он все еще спит и видит сон. Эта мысль не на шутку встревожила его.

— Входи, — пригласил он.

Гвен бросила взгляд на его обнаженную грудь и быстро отвела глаза в сторону.

— Проводник сказал, что не смог разбудить тебя. Но я решила, что ты уже встал и оделся. Впрочем, ничего страшного. Я подожду в коридоре.

Она повернулась, чтобы уйти.

— Постой!

— В чем дело?

Алекс хотел что-то сказать, но не смог. Он и не подозревал, что гибель Ричарда так сильно повлияет на него. Гвен была не в силах облегчить его совесть. И, тем не менее, Алекс чувствовал себя сейчас намного лучше, чем ночью. Он почти не ощущал угрызений совести.

— Ни в чем, — наконец произнес он, — но только… твоя скромность кажется мне неестественной после того, что произошло сегодня ночью… после того, как моя рука побывала в твоей…

— У меня нет ни малейшего желания смотреть, как ты будешь одеваться, — резко одернула его Гвен.

— Ты боишься называть вещи своими именами? Но у них много названий. Выбирай на свой вкус. Ты же хотела быть дерзкой. Если хочешь, мы можем называть твою норку курочкой, а мой член — петушком.

— Я вижу, что ты еще не умывался. В первую очередь тебе следует вымыть рот с мылом.

Алекс засмеялся:

— Ты в дурном настроении? Это из-за того, что я тебя не трахнул ночью?

Вообще-то за воздержание Алексу полагалась награда. Более соблазнительной картины, чем извивавшаяся под ним от страсти Гвен, он в жизни своей не видел.

Правда, если он все же решится вступить с ней в половую связь, его ждут более соблазнительные зрелища.

Гвен покраснела.

— Я не знаю этого слова, поэтому мне нечего ответить тебе, — заявила она.

— Но, судя по твоему румянцу, ты догадываешься о его значении. Давай, входи в купе! Или ты за ночь передумала быть дерзкой и теперь дрожишь за свою добродетель?

Гвен фыркнула и с гордым видом вошла в купе. Правда, в тесном помещении было не до драматических сцен.

Повернувшись, Гвен пронзила Алекса сердитым взглядом.

— Ты просто несносен!

В ответ он улыбнулся. Если бы Алекс был художником, он, пожалуй, изобразил бы Гвен вот так — на фоне вагонного окна с зелеными бархатными шторками, обшитыми золотистой бахромой. «Сердитая молодая дама, решившаяся встать на путь порока» — так официально называлась бы картина. А неофициально он назвал бы ее так: «Несчастье, которого я избежал бы, если бы не изменил свой маршрут у Гибралтара».

Но первое название было безвкусным, второе — бесчестным. Если бы Алекс продолжил свой путь в Южную Америку, то, наверное, действительно избежал бы многих неприятностей. Ну и что из того? Гвен была такой забавной. Она отважно вышла за пределы своего тесного ограниченного мирка, решив кардинально изменить свою жизнь. Родители и Ричард желали ей только добра, но Гвен была недовольна предначертанной ей судьбой. Мертвые не должны контролировать жизнь живых.

Волосы Гвен блестели в солнечных лучах, проникавших в окно купе, переливались каштаново-золотисто-рыжими тонами. Они казались Алексу настоящим чудом, не менее ценным, чем некоторые сокровища национальной культуры. Такие, например, как коллекция античных скульптур из Парфенона, привезенная и проданная в Британский музей лордом Элджином, или архитектурные шедевры. Этой ночью Алекс постоянно прикасался к ее волосам, и это доставляло ему неизъяснимое удовольствие.

— Такой оттенок сравнивают с цветом имбиря, но, мне кажется, эго несправедливо, — вырвалось у Алекса.

— Прости, что ты сказал?

— Впрочем, ты бываешь такой же пряной, как имбирь, — продолжал он. — Тебе это нравится, да?

Гвен приоткрыла рот от изумления. Вчера на ее губы была густо нанесена помада, однако их не требовалось красить. Губы Гвен имели природный нежно-розовый оттенок. Алексу нравилось наблюдать, как она ест редиску. Синеватый свет газовых светильников придавал редиске рыжую окраску, сходную с цветом волос Гвен.

— Ты флиртуешь со мной? — спросила она.

Алекс на минуту задумался.

— Да, — ответил он, поразмыслив, — флиртую.

Гвен понравился его ответ. Алекс флиртовал с ней, как мог бы флиртовать с любой привлекательной женщиной. Он флиртовал с ней, словно никогда не дружил с её погибшим братом, словно Гвен никогда не убегала из лицемерного мира, ограниченного строгими правилами и законами. Алекс не любил иметь дело со светскими барышнями.

На лице Гвен появилось странное выражение. Алекс не знал, как истолковать его, и это интриговало. Раньше Гвен казалась ему простой и ясной.

— Тебя это беспокоит? — спросил он.

Гвен закатила глаза:

— Вовсе нет! Но ты должен, наконец, определиться, Алекс. Ты переменчив, как капризная девица.

У Алекса отвисла челюсть. Но через секунду он уже разразился громким смехом. Гвен была права.

Она смотрела на него прищурившись, а Алекс продолжал смеяться. Он долго не унимался. Наконец это надоело Гвен, и она направилась к двери.

— Одевайся, дуралей! — бросила она через плечо и выплыла в коридор.

Дорога в Кот-Блэ пролегала по побережью. С одной стороны простирались аквамариновые морские просторы, сверкавшие под дивным голубым небом, а с другой — тянулись пологие холмы, поросшие рощами олив и пальмами. Местный климат и растительность способствовали созданию удивительных пейзажей в этом уголке мира. Гвен не была разочарована открывшимися ее взору видами и тогда, когда экипаж свернул на усыпанную гравием дорожку, ведущую во владения мистера Баррингтона, поместье Кот-Блэ.

Экипаж остановился у парадного входа в довольно скромный двухэтажный дом, построенный из розового известняка. Лианы пурпурной бугенвиллеи вились по главному фасаду, разделяясь на две части, как расчесанные на пробор волосы. Зеленые ставни были распахнуты настежь, впуская в помещения теплый воздух. Дом окружали сады. Буйная растительность тянулась вплоть до горизонта, у которого высились прибрежные скалы. За домом на холме виднелась цветущая апельсиновая роща. Цветки перемежались со зрелыми фруктами, от которых ломились ветви.

Алекс первым вышел из экипажа. Во время поездки он был сама любезность; Алекс мило беседовал со своей спутницей, рассказывая о тех населенных пунктах, мимо которых они проезжали. Он много шутил, и Гвен стоило больших усилий сдерживать смех. Она не желала поддаваться искушению. Смех являлся оружием Алекса, с помощью которого он пытался приручить ее, заставить снова подойти к нему на опасно близкое расстояние. Сколько раз ей приходилось делать первый шаг? Нет, больше Гвен не клюнет на его удочку. Она часто терпела унижение от мужчин и не собиралась повторять свои ошибки. Гвен твердо решила не смеяться над шутками Алекса.