предпочесть не использовать ее, поскольку когда доверие подорвано банкротствами, капитал лишен возможности основывать новые компании или расширять старые. … Таким образом, дезорганизация одной отрасли выводит из сцепления остальные, и они реагируют ростом дезорганизации в них. Главная причина этого зла — нехватка доверия» (Маршалл 2007, с. 655–656).

Когда мы говорим о равенстве спроса и предложения как «решении» рыночных уравнений, то нужно понимать, что это равенство появляется не в результате, а в процессе «решения» или расчета. Динамическому равновесию противостоит не неравновесие, которым само динамическое равновесие по сути и является, а кризис. Неравновесие — это процесс расчета, или нащупывания, а кризис есть невозможность расчета, связанная с резким изменением в степени неопределенности:

«В сущности говоря, какого-то застывшего и статического равновесия в народном хозяйстве, как явлении по природе своей динамическом, нет никогда. Можно говорить лишь о подвижном равновесии его, т. е. о таком равновесии его, когда элементы народнохозяйственной системы постоянно более или менее варьируют и колеблются. Но если колебания и отклонения их происходят в известных, количественно трудно определимых, но для каждой данной совокупности условий вполне определенных границах, система элементов взаимоприспособляется без резких потрясений. Тогда мы говорим, что народное хозяйство находится в состоянии подвижного равновесия. Наоборот, когда колебания и отклонения элементов выходят за эти границы, наступает процесс кризиса, процесс болезненного установления новой системы подвижного равновесия» (Кондратьев 2002, с. 261).

В ситуации, когда вследствие циклического кризиса или, например, вследствие стихийных бедствий или войны неопределенность резко возрастает, граница между процентом и предпринимательским доходом может резко сдвинуться или даже исчезнуть вовсе. В этом случае вся валовая прибыль превращается в предпринимательский доход, а сберегатели категорически не желают расставаться с ликвидностью за любой процент, который им обещают. Кейнс называл такую ситуацию «ловушкой ликвидности». Кредитное сжатие, снижение инвестиций и занятости ведут к спаду производства. На стадии спада масса продуктов оказывается больше необходимой, цены продуктов отклоняются вниз от их стоимостей, создавая предпосылки для нового подъема.

Процент на капитал содержит в себе парадокс. Чем ниже процент, тем шире возможности для применения капитала, но тем быстрее исчерпываются эти возможности, поскольку тормозится накопление капитала. И напротив, чем выше процент на капитал, тем больше возможностей для приращения капитала, но тем меньше возможностей для его применения. В этом основание экономических циклов. Капиталистическая экономика балансирует между двумя крайностями: нормой процента, препятствующей накоплению капитала, и нормой, препятствующей его применению. Тот же парадокс характерен и для человеческого капитала: чем меньше надбавка, тем больше рабочих готовы нанимать капиталисты, но тем быстрее истощается резервная промышленная армия. Возможно, экономическая цикличность определяется не только сроками полезного использования и обновления постоянного капитала, но и сроками трудовой деятельности и обновления работников:

«Если длинные циклы Кондратьева или Кузнеца существуют (а нам необходимо еще 200 лет для получения соответствующих статистических данных, чтобы определить, существуют ли они или это только статистическая фикция разгоряченного воображения), то почти наверняка окажется, что они зависят от уровня рождаемости и других решений семьи, для осуществления которых биологически требуется значительное время» (Беккер 2003, с. 477).

В какой-то момент казалось, что социализм с его плановым хозяйством победил цикличность. Это ощущение побудило экономистов и политиков в капиталистических странах выработать механизм, который позволил бы сглаживать циклические колебания производства и занятости. Однако и опыт регулирования на Западе, и опыт самих социалистических стран в конечном счете показал, что общие повышательные и понижательные тенденции в любом случае продолжают действовать, и что в управляемых системах тоже происходят подъемы и спады, вызванные неопределенностью и изменениями в расчетах экономических субъектов.

2. Сложность производства и формы обращения

Рынок, план и предпринимательство

Оглядываясь на мировые потрясения первой половины XX века, Карл Поланьи отмечал: «Первопричины катастрофы лежат в утопической попытке экономического либерализма создать саморегулирующуюся рыночную систему» (Поланьи 2014, с. 41). Наверное, более точно было бы сказать, что первопричины катастрофы лежали в недостаточном регулировании рынков. На Западе нерегулируемая рыночная экономика по существу закончилась в 1930-х годах, когда в условиях соревнования с первым в мире социалистическим государством в капиталистических странах случилась Великая депрессия. Депрессия и те меры, которые были приняты для ее преодоления, привели к становлению государства всеобщего благосостояния, которое насквозь пронизано государственным планированием.

Выше мы говорили, что расчет представляет собой не рутинный, а адаптивный процесс, который требует постоянной обратной связи со средой. Однако в критических ситуациях рыночная адаптация становится невозможна. Жак Сапир пишет, что государство или иной орган управления вмешивается, когда не работает экономический расчет, когда рынок проваливается из-за крайней неопределенности: появления новой технологии, циклического кризиса, нехватки ресурсов, войны и других подобных событий:

«Радикальная неопределенность … порождается совершенно внезапным событием. Это внезапное событие обесценивает результаты экономических расчетов и выводит на центральное место политическое решение, принимаемое в соответствии с принципом ограниченной рациональности. Рынок не может управлять такого рода событиями. В этой ситуации волевое политическое решение оказывается более эффективным, чем экономический расчет» (Сапир 2022, с. 7).

Кейнс, издав «Общую теорию занятости, процента и денег» (1936), выступил за регулирование рынков со стороны государства. Однако сама по себе необходимость регулирования вызывала вопросы со стороны тех, кого позднее стали называть неолибералами. Основная посылка, из которой исходили Хайек и его сторонники, состояла в том, что экономическое развитие происходит эволюционно, и правительство скорее навредит, если вмешается в естественный процесс рыночной эволюции. При этом неолибералы не видели, что сам по себе капиталистический порядок развивается отнюдь не эволюционно, а революционно, под действием созидательного разрушения со стороны предпринимателей, вооруженных контрнормами, и что правительства желали выступить в качестве таких же предпринимателей, но на ином уровне:

«Кейнс считал, что правительство должно делать все возможное, чтобы облегчить жизнь, особенно безработным. Хайек считал, что правительствам бесполезно вмешиваться в силы, которые по-своему неизменны, как силы природы. Кейнс отвергал приверженность свободному рынку как неуместное применение дарвинизма к экономической деятельности и утверждал, что лучшее понимание работы экономики позволит ответственным правительствам принимать решения, которые могут сгладить наихудшие последствия на дне делового цикла. … Таким образом, эти два человека стали олицетворением двух альтернативных взглядов на жизнь и правительство: Кейнс придерживался оптимистической точки зрения, согласно которой жизнь не должна быть такой тяжелой, какой она была бы, если бы правильные решения принимали только те, кто занимает руководящие посты, а Хайек придерживался пессимистического взгляда о том, что на человеческие усилия наложены строгие ограничения, и попытки изменить законы природы, какими бы благими они ни были, не могут не привести в лучшем случае к непредвиденным последствиям»