Прошло после того памятного вечера и после рассказа Степана ровным счетом пять дней, как случилась беда, которой они совсем не ожидали. На то она и беда, что выскакивает из-за угла, как разбойник, всегда внезапно.

День стоял пасмурный, тихий, с утра еще дымился в распадинах туман, а солнце сквозь мутную завесу так и не проклюнулось. Работать в такую погоду, когда нет испепеляющей жары, самое милое дело, и Степан с Федором, не отрываясь на передых, долбили с раннего утра до полудня до тех пор, пока не начали запинаться. Лишь после полудня решили все-таки передохнуть и перекусить. Повесили над костром, на перекладине, котелок с водой, сами прилегли рядышком, раскинув натруженные руки. Даже разговаривать не хотелось, лежали молча. Как обычно в такую погоду, вокруг стояла тишина и нарушали ее только шмели, кружившие неподалеку над цветущим разнотравьем.

Выстрел в этой тишине грохнул так громко, будто раскололось небо. Крупная картечь продырявила котелок, сшибла его с перекладины, и костер зашипел, вскидывая вверх облачко пара. Степан и Федор вскочили, но их тут же сбили на землю, скрутили, заломив руки и, протащив волоком, приткнули спинами к груде камней. Все произошло так мгновенно, что они и понять ничего не успели. Сидели, связанные и растерянные, хлопали ошарашенными глазами, а над ними молча возвышались четверо мужиков, все с ружьями, и в упор их разглядывали, словно пытались уяснить для себя – какую такую добычу стреножили? Нужная она для них или нет?

Как позже выяснилось, оказалась она для них очень нужной.

Но в тот момент ни Степан, ни Федор об этом даже не догадывались, пытаясь понять лишь одно – откуда в этих местах, в полной и абсолютной глухомани, появились люди? С неба упали или добрались сюда потаенными тропами? Ведь за все время, пока здесь жили, ни одного человеческого следа не видели…

Молчание явно затягивалось. Мужики ни о чем не спрашивали, ничего не говорили, продолжали стоять и разглядывать своих пленников. Вдруг разом, как по команде, обернулись – из-за соседней груды камней, беззвучно, как ходят кошки, вышел еще один человек. Приблизился, склонился над Степаном и Федором, спросил:

– А вы разрешенье спрашивали, ребята, чтобы гору долбить? Не спрашивали, значит? Нехорошо так делать, без спросу-то… Придется отрабатывать за промашку. Ну да ладно, мужики, как я вижу, вы не ленивые, отработаете. А как здесь очутились и откуда пожаловали, после мне расскажете. Поднимай их, веди.

Степана и Федора вздернули на ноги и повели.

Дорога оказалась длинной и растянулась почти на два дня, с одной ночевкой. Все это время, пока шли, никто с пленниками не заговорил, только молча сунули один раз по куску хлеба, развязав перед этим руки. И повели дальше, заново и накрепко затянув веревки на запястьях. Степан с Федором пытались перемолвиться между собой хотя бы несколькими словами, но мужик, который говорил им, что за промашку придется отрабатывать, погрозил пальцем и приложил его к губам, давая знак – молчите. Пришлось подчиниться. А перемолвиться они хотели лишь об одном, что тревожило их больше всего – как там Настя? Во все дни работы у пещеры они, чтобы не терять время на переходы, дома не появлялись, пообещав, что вернутся ровно через неделю. Неделя миновала, они не вернулись, и как сейчас мечется и тревожится Настя – об этом и думать было страшно. Лишь бы не сорвалась и не кинулась искать, с нее станется…

Долгая дорога закончилась неожиданно: спустились по тропе вниз и оказались в ущелье, из которого имелся только один вход-выход, а с трех сторон – отвесные каменные стены, уходившие в небо так высоко, что голову приходилось задирать и шапка валилась наземь. На входе-выходе выложена была ограда из крупных, неподъемных камней, и через узкий проход никто не мог проскочить незамеченным, потому что по бокам сидели сторожа и на коленях у них лежали ружья.

Сразу же за каменной оградой Степану и Федору развязали руки и оставили без всякого догляда, словно они теперь были и не нужны. С опаской, ничего еще не понимая, Степан и Федор огляделись. Странная и непонятная картина предстала перед ними. По дну пещеры были проложены деревянные настилы из толстых, наполовину распиленных бревен, по ним катили тачки с породой, дальше виделось узкое деревянное строение с махонькими подслеповатыми окнами, а по правую сторону зиял высокий и широкий вход в гору. Настолько большой, что в него можно было въехать на телеге.

– Куда нас привели? Чего они тут делают? – шепотом, осторожно спросил Федор.

– Куда привели – не знаю, а делают тут, похоже, то же самое, чем мы с тобой занимались. Серебро ищут.

– И зачем привели?

– Подожди, скажут. Не будут же они все время молчать.

Так и оказалось.

Скоро возле каменной ограды появился всадник, при виде которого сторожа вскочили с камней, на которых сидели, и почтительно вытянулись. Всадник, бросив повод, быстро миновал проход и сразу же направился к Степану и Федору. Был он невысокого роста, крепок, коренаст и шаг имел твердый, основательный. Так ходят обычно люди, которые очень в себе уверены, считают себя хозяевами и привыкли, чтобы другие им подчинялись. Подошел почти вплотную, властно отодвинул одной рукой в сторону Федора, а другую положил на плечо Степану. Помолчал и спросил:

– Не узнаешь? А я тебя сразу признал. Как увидел, еще и с коня не соскочил, так и догадался – Поспелов! Не раз про тебя вспоминал, все загадывал – появишься ты здесь или нет? Появился, не запылился. Пойдем поговорим, Степан Поспелов.

И первым, не оборачиваясь, направился к деревянному строению. Дернул крайнюю дверь, на которой не было ни замка, ни защелки, пропустил Степана, следом за ним, подумав, пропустил и Федора. В узкой комнатушке с бревенчатыми стенами стоял стол, грубо сколоченные табуретки, а в переднем углу, там, где обычно висят иконы, красовались витые рога горного козла, а на них болталась, шевеля рукавами, чья-то разорванная грязная рубаха. Непонятно откуда, в комнате ощутимо чувствовался сквозняк, долетавший с улицы.

Всадник ногой подвинул табуретку к столу, уселся на нее по-хозяйски и пригласил:

– Присаживайтесь… В ногах, говорят, правды нет. А я всякий раз думаю – а в заднице, выходит, она есть? Ладно, шутки после шутить будем. Так вспомнил ты меня или нет, Поспелов? Признавайся, как на духу.

– Признаваться мне особо не в чем, грехов больших за собой не чую. – Степан пожал плечами и неуверенно добавил: – Обличие твое мне вроде знакомо, а точно вспомнить не могу…

– Где уж вспомнить! Вы с братом в Каинске люди богатые были, а я так себе – бичиком помахивал, на бичике и жил. Не стану я тебя, Поспелов, мучить, откроюсь – Емельян Колесин я, в ямщиках пребывал в Каинске. Вез как-то из Омска пассажира, который твоим родственником оказался, Кормухина. Помнишь такого?

Степан кивнул. Видно было, что начинает он о чем-то догадываться, но говорить прежде времени не хотел.

– Правильно делаешь, – одобрил его Емельян, – не скачешь, как блоха, и говоришь мало. Не зря у тебя голова лысая, видно, от ума волосы вылезли. Это хорошо, с умным человеком и договариваться легче. А нам обязательно договориться надо, Поспелов, иначе худо тебе будет. С чего начнем? Начнем мы с тобой, Поспелов, от печки, с самого начала, чтобы картина ясной была. Значит, взял я в Омске этого Кормухина и повез в Каинск. А он хворый оказался, совсем хворый, едва не помер, пока доставил. Ну, доставил я его, приютил в своей избенке, а он требует, чтобы исправник приехал. Деньги заплатил хорошие, почему не уважить. Доставил я исправника. И весь разговор, который они промеж себя вели, я своими ушами услышал. Оказались у Кормухина в руках бумаги, а на тех бумагах чертеж, как до заброшенных рудников добраться. Решил Кормухин разбогатеть, а чтобы в горы добраться, деньги нужны. За деньгами он к родственникам кинулся, к братьям Поспеловым, они ему денег дали, а в горах у Кормухина не заладилось, вернулся, как гусь ощипанный. Что он вам толковал – про то сам знаешь. Только одного, пожалуй, не ведаешь, что спалил вас родственник, спичку чиркнул – и нет пимокатов Поспеловых. А на нет и суда нет. Это он сам исправнику признавался. Ну, а теперь главное. Всю дорогу Кормухин чемоданчик к себе прижимал, даже спать с ним в обнимку ложился, а как исправник повез твоего родственника в участок, чемоданчика при нем уже не имелось. Стал я искать этот чемоданчик и нашел. У меня в сенках был спрятан. Догадываешься, какие бумаги в нем лежали? Верно догадываешься. Дальше моя история началась. Собрал я надежных людей, пошли мы в горы, а в горах, сам знаешь, всякое случается. И с нами на переправе случилось – все по теченью вниз уплыли, вместе со скарбом, один я на берег выцарапался. Штаны, рубаха и босой, потому как сапоги в воде скинул, чтобы на дно не утянуло. Куда дальше идти – не знаю. Бумаги утонули, голова гудит, всякое направленье потерял. Побрел наугад. Хорошо, что лето теплое стояло. Оголодал, отощал, помирать уже собрался, а тут – на тебе! Выбредаю, еле-еле ноги тащу, а передо мной – деревня. Махонькая, и никому не известная, вольные люди в ней живут. Приняли меня, стал жить, а сам помню – рудники где-то здесь рядом, брошенные, а в них серебро. Никогда не забывал про такое богатство. Нашелся рудник-то! Вот он, за стенкой. Живем теперь, как люди, все у нас есть, если кто пожелает, мы всех принимаем. Про тебя, Поспелов, мы недавно проведали, я велел, чтобы вас не трогали, а поглядели сначала – чем занимаетесь. Поглядели, узнали, теперь вот сидим и беседуем. Как мыслишь, по-доброму я с тобой обошелся?