Прижался ближе к стенке, чтобы казаться незаметным. Подумал, что с цветами это было бы удобнее. Зашел в ларёк и купил шесть белых роз. Лили любила такие.

Ещё только приоткрывая прозрачную дверь на выход, он почувствовал — что-то должно произойти. Но поскольку ждал этого всю дорогу, не растерялся и поднял букет к лицу. Устремил взгляд вперед через нежные лепестки, и увидел шедшего навстречу… Полинова. Серьёзного, целеустремлённого, с привычными аккуратно подстриженными усами.

Не может быть! Аяш была права — его оживил шаман? Какой шаман? Может ошибка? Двойник? Михаил выскользнул через дверь и отошел в сторону. Полинов прошел внутрь ларька и стал выбирать букет.

Посмотрев по сторонам и не заметив ничего подозрительного, Михаил вернулся в ларек. Встал рядом и, опустив букет, повернулся к приятелю — профиль был тот же. Сергей скосил взгляд:

— Михаил… — голубые глаза Полинова вылезли из орбит. Ты? …Ты же того… пропал в Бразилии, на Амазонке утонул…

— Яяя!..

Больше сказать они ничего не успели. Объятья были крепки и надёжны, как все прошедшие года. На возгласы подошёл Сараев. Улыбнулся. Лысина на голове сияла. Тоже обнялись.

— Миха, ты жив? Жаль, что Лили тебя не видит. Она так горевала. Говорила, что ты решил остаться в Бразилии. А потом, что ты пропал на Амазонке. Чего ты сорвался вдруг из Питера?

— Ничего себе «вдруг»! Материалы потеряли, следака сменили, за мной хвост начал ходить.

— Да это я попросил филёров вас подстраховать, когда выяснилось, что утечка информации произошла.

— А что же не сказал-то?

— Так всё неофициально! Не дай бог кто-то бы узнал. А с Лили, видишь, беда. Шла на работу через переход, а тут мусоровоз. Знаешь, как эти идиоты гоняют. Тормоза отказали. Дежуривший гаишник рассказал: машина на всех парах летит, гудит что есть мочи, а Лили не смотрит — только пальчиком грозит.

— Да, грустно получилось, — заметил Михаил, — она всегда так делала.

— Лили у тебя жила, — добавил Полинов, — на Лексусе ездила. Долю твою забирала в фирме, но я не всё давал. Весь последний год её с начальником управления видели… Новую квартиру на Есенина обустраивали. Не стеснялась, а жила в твоей студии. Я ключи в морге забрал. Мало ли что. На работе лежат в сейфе. Машину на стоянку отогнал. Хотел уже родственников твоих искать. Придёшь — отдам. Кстати, знаешь, что я в бардачке машины нашёл?

— И что же?

— Наши материалы на внедрение, которые пропали! Там же расписки о добровольном участии в оперативном мероприятии. Зачем хранила?

Михаил замер, кровь прилила к лицу:

— Так вот куда всё делось! Ах, Лили… Лили… Соблазнилась… А может, Стрелкина идея? Поди теперь узнай!

Воспоминания о работе взбудоражили прошлое.

— А что же с уголовным делом? — шепнул Михаил.

— Да ничего. Пшик получился. Следствие дело прекратило. Похоже, кто-то с этого что-то поимел, и немало.

— А как же Николай?

— Так ты же вроде был на похоронах? — удивился Сараев. — Сердце не выдержало. От панкреатита спасли, а дальше… Вот так. Сутки бухал с корешами, что раньше сидели с ним в изоляторе.

— А наркотики?

— Что наркотики? — не понял Сараев.

— В нашем офисе, когда обыск делали.

— Не знаю, а кто обыск делал? У вас все работает нормально. Вон посмотри на довольную физиономию Полинова.

— Ты чего, Михаил, такой загруженный? — усмехнулся Сергей. Фирма работает, всё отлично. Твоя доля на счету — прибыль приносит. Ты как с Луны свалился.

— С Луны, — мотнул головой Михаил, — спасибо Лили…

— Так что, когда за работу? — улыбнулся Сергей, — отпуск твой закончился. Снова расширяемся — берем новую площадку.

— Это хорошо… а можно мне в отпуск? — отозвался Михаил.

— Не наотдыхался??? — одновременно спросили друзья, разом засмеялись.

— Родителей надо навестить и в Осетию слетать.

— Ничего себе ты дал! Путь неблизкий! Кто у тебя там? — поинтересовался Полинов.

— Кто? — недоумевал Сараев.

— Семья. Моя семья. Дочь — Ева.

— Шутник! Был в Бразилии, а семью в Осетии завел! Везет тебе! — усмехнулся Сараев. — А я не знаю, как на глаза начальству показаться! Ты живой, а Лили — нет! Хорошая парочка у них была — ничего личного, только бизнес! Стрелкин приказал мне рапорт на пенсию писать. Дома узнали — скандал! Что делать… Жуть…

Михаил сочувственно покивал, неторопливо молча снял с шеи кулон и протянул ему:

— Вот… возьми! Он помог матери моего ребёнка, а потом мне. И тебе обязательно поможет!

— Это кто? — Сараев пытался рассмотреть фигурку.

— Будда!

— Так я же христианин!

— Это не имеет значения! Бог един — надо только верить!

— А ты?

— Бог теперь во мне!

— И как же ты это определил?

— Я вижу путь!

г. Луга

январь 2015 год

Матерям посвящаю…

— Сашо-о-о-ок! Сашо-о-о-о-к!..

Это был крик отца. Даже не крик, а секущий пространство вопль, несущий мое имя. Словно хлыст болезненно саданул меня вдоль всего тела. Пронзил ужасом неразумения с головы до пят. Пришпилил к земле, словно бабочку на картон. На мгновенье парализовал все желания и разум.

Едва расслышав свое имя, я ощутил нутром — случилось что-то страшное. Такого никогда не было.

Выпустил удочки, рванул вверх по косогору.

Здесь была излучина.

В половодье река подмывала крутой берег снизу вверх, как ребенок лижет эскимо. Земля обрушивалась вместе с растущими по краю деревьями. Их стволы подкошенными падали навзничь, опрокидывая зеленые кроны, точно гигантские веники, прямо в воду. Корни продолжали цепляться за почву, выворачивая огромные несуразные комья земли, вздымая клубы пыли. Молодые подземные побеги, наполненные жизненным соком, растягивались вниз, словно сухожилия. Лопались глухо, точно стреляли патроны с подмоченным порохом.

Я прыгал через валежник и торчащие вверх коряги, рискуя споткнуться о заскорузлые ветви, сломать ногу. Слыша только этот вопль. В отчаянии цеплялся за него как за трос, тянулся к отцу, взбегая на крутой отвал, перелетал препятствия. Гадал: что же могло случиться, к чему надо быть готовым?..

Шёл 1970 год. Мне было двенадцать. Месяц назад я с матерью ехал в Монголию по вызову отца. Дорога из Ленинграда оказалась долгой. Несколько ночей провели в палаточном отеле под Москвой, пока готовились документы на выезд. Стояла середина июня. Шли дожди, ледяной неприятный ветер пронизывал насквозь. Но гостиницы оставались неприступны. Ежедневно обходя регистрационные стойки, мы видели таблички «Мест нет». И мне казалось, что полукруглое окошечко с торчащим из него чванливым лицом администратора — это и есть то место, которое вечно занято.