Я села на пятерку и поехала к набережной. Там солнце светило еще ярче, и синие-синие волны выплескивались прямо под ноги, но есть от этого хотелось не меньше. Мои бедные кишочки связались в животе в один большой узел, который нужно было срочно распутать.

И я подумала, — вскользь, не всерьез — а почему бы не заглянуть в галерею голубого Эли? С каждой минутой эта идея нравилась мне все больше — Юджина там наверняка еще нет, и Эли вполне может скормить мне остатки вчерашнего вернисажа, недаром я так хвалила его навигатор. А остатки там есть точно — я своими глазами видела вчера в холодильнике целое блюдо маленьких трубочек с мясом и шариков с грибами.

От одной мысли об этих пропадающих даром трубочках и шариках мой рот наполнился слюной, и я отправилась на поиски галереи. Было немножко боязно, что я не смогу ее найти, — ведь в темноте все выглядит не так, как днем. Но я нащупала в кармане куртки вчерашнее приглашение, на котором яснее ясного был написан адрес, и через пятнадцать минут уже стучала в знакомую дверь.

Открыл мне сам Эли и не успел даже удивиться, как я первая выскочила с заранее заготовленным вопросом:

«Юджин уже пришел?».

«Как, ты не знаешь, что он сегодня и не должен приходить? У него отгул».

Я этого действительно не знала, так что мне даже не надо было притворяться:

«Откуда мне знать? Я по утрам ни свет, ни заря ухожу в школу».

Эли топтался на пороге, не в силах решить, выгнать меня или впустить:

«Разве уроки в школе кончаются так рано?». Этого вопроса я только и ждала — я протиснулась мимо него в галерею и произнесла речь, которую отрепетировала по дороге:

«У нас сегодня должен был быть урок эстетики, и нас повели в Камерный театр на репетицию. Но там кто-то заболел и репетицию отменили. Вот я и решила заглянуть к Юджину — я утром опаздывала и не успела позавтракать, так я подумала, может, он меня чем-нибудь покормит».

Услыхав, что есть такая простая причина моего появления в галерее, Эли просиял, повел меня на кухню и вытащил из холодильника то самое блюдо с трубочками и шариками. А сам ушел в зал и стал говорить по-английски с настойчиво наступающим на него женским голосом. Я быстро заглотала половину всех чудес, горой наваленных на блюде — кроме трубочек и шариков там нашлись еще маленькие бурекасы с сыром и круглые рассыпчатые тарелочки с чем-то рыбным. Все бы это было гораздо вкусней в подогретом виде, но с голодухи мне и холодное показалось верхом блаженства.

Чтобы как-то отблагодарить Эли, я на пол-головы вылезла в зал и предложила:

«Переводчик сегодня не нужен?».

Эли засмеялся и спросил у своей собеседницы — вопрос был такой знакомый, что даже я поняла:

«Вы говорите по-русски?».

Вот кто был голубой — высоченного роста, в голубом джинсовом костюме, в голубых очках и с голубым шарфом поверх бледно-голубых волос! Голубая дама ответила по-русски, с сильным акцентом, но вполне правильно:

«Как раз говорью! И с болшим удоволствием! Вы ведь уже заметили, что я обожьяю все русськи!».

«Но я-то не говорю, — огорчился Эли. — Так что давай, переводи, Ора».

И я опять начала переводить — кажется, скоро это станет моей профессией. На этот раз я поняла, о чем шла речь: голубая миссис Хемстен — директор музея в шведском городе Упсала, — давно мечтает открыть там отдел русского авангарда. Придется спросить у Юджина, что это такое — вчера они с Эли тоже этот авангард упоминали. Она счастлива, что ей удалось купить одиннадцать картин на вчерашнем вернисаже, Эли тоже счастлив — он обещает ей отправить эти картины сразу же после закрытия выставки и сообщать обо всех новых вступлениях, которые вступят в будущем.

После этого они опять перешли на английский и отпустили меня во-мояси. Перед уходом я еще заскочила в уборную пописать, и теперь могла болтаться в городе сколько угодно во-твояси и восвояси. Но оказалось, что бродить по улицам без цели очень быстро надоедает. Я покаталась на карусели на детской площадке, потом посидела на скамейке на набережной и, наконец, стала рассчитывать на пальцах, какие у Инес могут быть в этот день уроки. Конечно, я могла и ошибнуться, но по всем прикидкам выходило, что сейчас она не должна быть дома, если только она не решила все уроки отменить из-за Юджинового отгула.

Что ж, выхода не было, нужно было рискнуть, ведь все равно когда-нибудь придется вернуться домой. Так лучше прийти, когда ее нет, а Юджин, наоборот, дома. Я еще немножко посидела, потом отыскала остановку пятерки и отправилась домой.

Когда я вошла, в квартире было тихо, — у Инес и вправду был урок, а Юджин, наверно, уволокся за ней. Я бросила ранец на пол и направилась в кладовку, чтобы, пока никого нет, вытащить оттуда спрятанные утром учебники. Но не успела я сделать несколько шагов, как в кабинете загрохотал отодвинутый стул и навстречу мне вышел Юджин.

«Светка, — обрадовался он, — ты уже вернулась из школы? Так рано?».

Пришлось повторить историю про отмененный урок по эстетике — на случай, если Эли проболтается о моем визите в галерею. Я так и не узнала, поверил мне Юджин или нет, потому что неожиданно под окном появился Илан и начал вызывать меня на балкон. Прежде чем выйти на балкон, я все же закинула ранец в свою комнату, чтобы не обнаружилось, что он наполовину пустой.

Все время, пока я заталкивала ранец к себе, Илан бесновался под окном — он так кричал, что кто-то с соседнего балкона попросил его немного утихнуть.

«Что за пожар?» — поинтересовалась я, выйдя, наконец, на балкон, как раз, когда мимо нас по бульвару проезжал автобус.

«Ты жива, Ора? — еще громче завопил Илан, стараясь перекричать автобус. — Почему же ты не пришла на экзамен по алгебре?».

У меня даже дух захватило от испуга — как я могла забыть, что на сегодня был назначен годовой экзамен по алгебре? Последний месяц математичка только об этом экзамене и говорила, а позавчера пригрозила, что кто не явится на него без уважительной причины, будет исключен из школы. А у меня, балды, из-за всех этих вернисажей, убитых певиц и их голубых женихов, он совершенно выпал из памяти!

«Представляешь, все пришли, все, как один, кроме тебя! — продолжал Илан, — и математичка послала меня к тебе, выяснить, что случилось!».

Что теперь будет? Что будет? Я пропала — теперь Инес обязательно узнает, что я не пошла сегодня в школу!

«Не кричи, Илан, — попросила я. — Я тебе потом все объясню, а сейчас беги, скажи математичке, что я заболела!».

Илан не ответил, а уставился куда-то поверх моей головы, будто увидел что-то необыкновенное. Мне показалось, что надо мной порхают бабочки, иногда задевая крыльями мои уже изрядно отросшие волосы — коснутся и взлетают, коснутся и взлетают. Я отпрянула и обернулась — я страшно боюсь насекомых, всяких, даже бабочек, у меня от них дрожь по всему телу. Никаких бабочек там не было, прямо за моей спиной, почти касаясь, стоял Юджин и его дыхание шевелило мои волосы. Как только я обернулась, он тут же отскочил и сделал вид, будто рассматривает Илана.