Лес продолжал нести свою вахту.

Кто-то маленький снова сидел на дереве. Вернулся в надежде, что она подаст какой-нибудь знак. И она подала — на короткий миг. А может быть, ему показалось. Солнце еще не село, а двое мальчишек, постарше него, по-прежнему прятались в поле. Что-то сверкнуло в окнах коридора на втором этаже — только если это не было обманом зрения. Он позвонил и вернулся сюда. Терпеливо ждал, позволяя москитам в кровь искусывать голые руки и ноги. Но скоро надо будет возвращаться домой. Тетя вот-вот придет и станет его разыскивать.

На ветку неподалеку взгромоздился ястреб. Он не сразу заметил устроившуюся за его спиной птицу. Он был занят размышлениями о пожарной машине, приехавшей даже раньше, чем он успел вернуться. О том, какой большой она казалась даже на расстоянии. И какой маленькой по сравнению с самим домом. Чуть позже, уже без сирены, подоспел и мигающий огнями полицейский автомобиль. Пожарники уехали, но патрульная машина по-прежнему стояла у дома. Элизу пока не выводили. Он надеялся, что это можно было считать хорошим знаком.

От горизонта к горизонту тянулись распахнутые объятия дамбы. Броуди мечтал вырасти таким же огромным, таким же высоким, как самое большое дерево в лесу. Представлял, как мелькающие в листве призрачные лица приобретают его черты. Воображал свои руки сильными и непоколебимыми, будто самые массивные ветви. Хотел прямо отсюда дотянуться и оторвать крышу дома. Встать во весь рост, расправить широкие, размахом с облако или созвездие, плечи и взирать на живущих внутри людей, словно на кишащих под перевернутым, полусгнившим бревном мокриц. Они тоже увидели бы его, но это было бы неважно. В темных полосах между комнатами он нашел бы Элизу и еще раз попросил бы у нее прощения. Сказал бы, как скучает по ней. Спросил бы, чего ей принести.

Час был уже поздний, и Броуди спрыгнул в подлесок. Завтра он вернется — как только сможет. Он будет следить за ней, пока он не увидит снова. Пока не убедится, что Девочка из Стен в порядке.

По ту сторону дамбы играли на криволапых кипарисах огни буксирных прожекторов и уносила свои воды вдаль огромная черная река. В доме: в гостиной, в спальнях, даже на чердаке — уже несколько часов горел свет.

Мистер и миссис Мейсон вернулись глубокой ночью под квакающий аккомпанемент древесных лягушек. Не выходя из припаркованной на подъездной дорожке машины с включенными фарами, полицейский через окно перекинулся с ними парой фраз, затем вылез и повел их в дом, в гостиную, где их сыновья смотрели телевизор.

— Я все осмотрел, — отчасти нетерпеливо, отчасти обреченно доложил полицейский, подбоченившись. — Кого бы ребята ни пытались найти с помощью того парня, его здесь нет. Дом пуст.

Он вкратце обрисовал старшим Мейсонам нанесенный их жилищу ущерб, затем покачал головой и передернул плечами.

— У нас достаточно улик, чтобы предъявить этому типу обвинение в незаконном проникновении и вандализме. Вероятно, довесим еще нападение и побои. С вами можно связаться по мобильному телефону?

— Да, — ответил мистер Ник. — Ага…

— Мы сообщим вам, как только найдем его, — пообещал полицейский. — Если поймаем, будем добиваться принятия мер. А пока что… — Он мотнул головой в сторону мальчиков. — Возможно, стоит с ними поговорить.

Ребята уставились себе под ноги.

— Не понимаю, — покачала головой миссис Лора. — Ничего не понимаю.

Полицейский поблагодарил их, улыбнулся мальчикам, приподняв уголки губ, повернулся и вышел из дома.

Лора и Ник — все такие же бледные и напряженные — прошлись по дому. Они осматривали его на предмет повреждений. Его и сыновей.

Они все еще были детьми. Мальчиками, нуждающимися в их защите. Они заключили сыновей в объятия, оберегая от вреда — в том числе от вреда, который они могли бы причинить себе сами. Разве собственные дети когда-нибудь перестают казаться детьми? Возможно, какая-то их часть успела позабыть эту простую истину, но теперь они снова осознали ее — никогда. Даже если они умрут, даже если будут давным-давно присыпаны шестифутовым слоем земли, их дети останутся их детьми, и родительские тела будут рваться на их защиту. Неустанно, настойчиво прорастать в глубинах чернозема. И пусть их дом был перевернут вверх дном — главное, что их мальчики остались целы.

Ник не мог смотреть жене в глаза. Он подобрал раскиданные по коридору полотенца и держал их в руках, грязные и скомканные, не зная, куда положить. Лора всхлипывала. Она обеими руками прижимала к себе напряженных мальчиков, пока обходила комнаты дома, и старалась не сдавливать их плечи слишком сильно, понимая, что может сделать им больно.

Эдди и Маршалл показали им тайник на чердаке — гнездо, как называли его сами мальчики, — и вещи, разложенные в нем, словно выставочные экспонаты. Но после осмотра нижних этажей дома эти предметы казались совсем незначительными, почти нематериальными. Большинство из них переместилось сюда из их собственных закромов.

Как можно было поверить в такое? Понять, как долго все эти вещи лежали под половицами или кто их туда принес, было невозможно. Вероятно, они были спрятаны здесь несколько недель. Или месяцев. А они тем временем спокойно ходили по дому, ели, принимали душ, чистили зубы, читали и спали — жили. А вероятно, пару часов назад кто-то положил сюда сфабрикованное доказательство. Оправдание.

— Я не хочу этого слышать, — в который раз, но уже беззлобно повторил Ник.

— В этом ответ. Мы вам все расскажем, — отозвался Маршалл.

Он снова повел их по комнатам. Показал, где они были заперты, где слышали ее, где мужчина к ней пробивался. В своей спальне он придвинул компьютер обратно к стене, включил его и дал им почитать форум и переписки.

Если бы хоть что-нибудь из этого было правдой, они бы поняли. Догадались бы сами. Они бы поверили. Но они прочитали переписку Маршалла с этим мужчиной, который явился в их дом. Которого мальчики, по их утверждениям, позвали сами. Которого больше здесь не было. Именно он был всему виной. Всему, что произошло в этих стенах. Он каким-то образом заставил мальчиков поверить в его россказни. Просто сумасшедший, сумевший разжечь их детские страхи.

— Вы уверены, что он не причинил вам вреда? — еще раз уточнил Ник.

И еще раз услышал их уверенное «нет». Но Ник спрашивал не о царапинах на предплечьях, оставленных ветвями каменного дерева. И не о синяках на плечах Маршалла от крепкой хватки незнакомца. И не о пунцовой переносице Эдди. И не о наливающемся под его глазом фингале.

— Только это? — подхватила Лора. — Ничего, кроме этого? Точно?

Мальчики клялись, что ничего.

Минуты бежали незаметно. Антикварные часы внизу в очередной раз залились птичьим пением. Время уползало все дальше и дальше за полночь.