— Я не знаю, что еще сказать, — вздохнул Ник. — И не знаю, о чем еще спросить.

— Хотите сегодня поспать в нашей комнате? — предложила Лора. Поколебавшись — какие же они все-таки дети! — мальчики ответили, что не хотят. Что они определенно не станут ночевать с родителями.

Они еще вернутся к этому разговору. Будут обсуждать снова и снова — завтра. Подразумевающиеся наказания подождут. Разборки, проверки, разговоры — весь тот клубок, который им предстояло размотать — подождут. Все они слишком устали. Рано или поздно силы могут оставить каждого. Они проводили мальчиков в их комнаты. Подождали, пока они заползут в кровати.

Всю ночь мистер и миссис Мейсон ходили из комнаты в комнату. Предварительно заперев все входные двери. Окна смотрели на них безжизненными темными стеклянными глазами — так обычно смотрят каменные статуи. Лора и Ник несли свой караул порознь. Время от времени они проходили мимо друг друга, изредка даже встречались взглядами. Щеки казались обвисшими, подбородок — непривычно обмякшим. Оба как будто постарели. Они не разговаривали.

Но всякий раз, когда они оставались в одиночестве, в них просыпалось то самое чувство. Мужчина мало чем отличается от мальчика. Так же, как женщина мало чем отличается от девочки. Они всего лишь повыше и занимают чуть больше места в пространстве. Но они все равно не могли поверить — ни сыновьям, ни инстинктам, ни застрявшей в глубинах их сердец истине.

И все же ни в одну другую ночь им не было так трудно гасить свет.

Что-то назревало.

Элиза чувствовала это в затхлом, гноящемся воздухе. Он все еще был там. Прятался в топающих над ней мальчиках. Поджидал ее в их родителях.

Стоило закрыть глаза, над ней снова вырастал тот мужчина. Он подбирался невыносимо близко, искал ее. Она знала, что даже недели спустя кожа ее головы будет вспыхивать болью при одном только воспоминании о крепко вцепившейся в ее волосы руке.

Люди не исчезают бесследно. Этот человек ушел — но оставил здесь свой отпечаток. Мебель в каждой из залитых лунным светом комнат отбрасывала его тень.

И он будет здесь, будет окружать ее, будет подстерегать во дворе. Он стоял на ее груди душным, влажным, жарким, тошнотворным воздухом. Он наваливался на нее тишиной в часы, когда птицы на улице замолкали.

Где бы он ни был, он оставался в этих стенах. Любая машина, с включенными фарами проезжающая мимо дома посреди ночи, была его фургоном. Он был бы рядом, даже если бы находился за сотни миль отсюда в собственном изрезанном, выпотрошенном доме. Он был здесь и одновременно — в тысяче миль от нее. Таился в переменчивых ликах погоды и в самой природе. Он был здесь уже тогда, когда, вернувшись в свой дом, Элиза повернула сломанную ручку библиотечной двери, — был в усыпавших траву росинках, в зимней луизианской свежести, давил на нее воздушным столбом, силу которого покладисто замеряет барометр. Все эти месяцы она жила в стенах, а он — в самом мироустройстве. Он стал естественным порядком бытия. Дом больше не принадлежал ей, и он старательно продолжал его отнимать.

Сильнейшие бури не обрушиваются внезапно. Они всегда поблизости. Безмолвно вздымаются для страшного удара.

В одной истории Тор, храбрый сын Одина, отправился далеко на север, за болота и горы, за великие равнины и озера, за холодные просторы лесов, раскинувшиеся под замерзшим серым солнцем. Отправился к дому, наполовину погребенному в снегу и льду. Локи, брат Тора, предал его, и мир наконец сделался слишком тяжелым для его усталых плеч. Он искал место, где можно было бы уединиться.

Бог Грома вошел в старый дом и закрыл за собой дверь, отгородившись от обжигающего ветра. Он прошел через потрепанные временем комнаты, уставленные перламутровой от мороза старинной мебелью. Наверху он нашел кровать и лежал на ней до тех пор, пока не почувствовал, как холод просачивается сквозь плотные ленты его мышц, впитывается в кости, отнимает, обездвиживает конечности.

В этом доме Тору являлись мертвецы. Его давно почившие предки со шмотьями гниющей плоти, свисающими с лиц. Его старые учителя и соседи с потухшими, запыленными глазами. Они хранили молчание — трупное окоченение навсегда сомкнуло их челюсти. Они готовили для Тора еду, приносили к его постели суп, ставили миски прямо ему на грудь. Как могли, упрашивали его приподняться и поесть.

Тор повиновался, делал это ради них — но только это. Снаружи между огромными сугробами снега сновал свистящий ветер. Небо походило на истлевающее кострище. Дни здесь тянулись по полгода. Он проживал их один за другим, зная, что каждое мгновение приближает все к концу. Мертвецы умоляли его встать и вернуться домой. Но он не понимал этих просьб. Он уже был дома. Он уже нашел свое последнее пристанище — единственное место, где он мог теперь существовать.

Этой истории не было в сборнике скандинавских мифов. Эту Элиза выдумала сама. Книгу у нее забрали. Мистер и миссис Мейсон вычистили ее уголок под фанерным чердачным полом. Они повертели ее вещи в руках, сложили все в мусорный мешок и выволокли его на обочину. Они выбросили даже книги, будто боялись, что они прокляты.

Элиза придумывала историю про Тора, коротая знойный день на прохладной темной земле под домом, под вышагивающими из комнаты в комнату Мейсонами. Она рассказывала свежее предание самой себе и всеведущему Одину, который попросил ее остановиться, так и не дав завершить слишком тоскливую даже для его всеведущего сердца историю. (А затем, со всей заботой, которую только смог в себе найти, добавил, что маленьким девочкам, по его скромному мнению, не идет на пользу такая резкая потеря веса.)

По ночам Элиза оживала, но лишь настолько, чтобы справить минимальные нужды. Лето проплывало над ней — как скоро поплывут и другие времена года. Она ждала, когда они наконец закружатся вокруг нее, обовьют ее кости, как нить обвивает палец.

Она лежала там, а по другую сторону дамбы пришвартованные у берегов баржи привязывали к буксирам и оттаскивали подальше. Река была мертвецом в дамбовом гробу. И, пока девочка, ни о чем не подозревая, дремала под полом собственного дома, этот мертвец восставал из своей могилы.

Рабочий, устанавливавший систему безопасности, предупредил Лору о некоторых ее недостатках.

— Мы называем их «датчиками движения», но в таких больших домах мы по факту ставим защиту от взлома. Сигнализация среагирует, если кто-то зайдет в дверь или влезет в окно.

— Значит, в самих комнатах никаких детекторов не предусмотрено? — уточнила Лора.

Мужчина вскинул брови.

— Если вы про систему безопасности как в фильме «Миссия невыполнима» — то нет, не предусмотрено.

Лора пропустила его остроту мимо ушей. Больше всего на свете, как ни странно, она хотела, чтобы он говорил потише.