– С удовольствием составлю вам компанию, а домом… Домом, пожалуй, займусь завтра. Надо найти нового слугу и убрать весь хлам, в который превратилась моя мебель.

– Домом… – Шевалье придержал своего жеребца и кивнул. – Взгляните, Жак! Взгляните и подумайте, стоит ли тратить деньги на новую домашнюю утварь? Сомневаюсь, что эту затею можно назвать разумной.

Я повернулся и увидел, как на площадь выходит отряд воинов. Судя по всему, это были люди одного из вассалов графа Шарля де Бо, призванные правителем для защиты нашего города. Отряд, надо заметить весьма большой. Уставшие после дневного перехода мужчины бросали хмурые взгляды по сторонам, словно уже ждали нападения и были готовы броситься в бой.

– Скоро их будет прибывать всё больше и больше, – заметил де Брег. – Хотите потратить деньги, чтобы они сгорели, когда на улицах начнутся сражения?

– Неужели город не выстоит?

– Жак, чёрт бы вас побрал, откуда мне знать? Я не предсказатель и не Господь Бог, дабы знать наше будущее наперёд, но полагаю, что насладиться покоем не получится. Ладно, довольно пялиться на этих господ! Вот уж Марсово племя! К дьяволу! Война начнётся не завтра, а посему не стоит отказывать себе в ужине…

Мастер Григориус нахмурился и посмотрел на стол, который просто ломился от блюд и бутылок.

– Довольно слов! – сказал он. – Прошу вас к столу, господа! Это наш последний ужин.

– Последний? Вы меня пугаете! – хмыкнул шевалье, сбрасывая на лавку плащ и снимая перевязь. – Как прикажете понимать ваши слова? Вознамерились постничать? Нет, я не против, но предпочту с этим немного обождать. После начала осады мы и так похудеем, да так, что тощий цыплёнок, случайно задавленный лошадью, превратится в пищу богов!

– Завтра моё заведение будет закрыто. Я уезжаю.

– Решили послушаться моего совета? Весьма разумно. И какова же цена вашей таверны?

– Она закрывается, а не продаётся, – проворчал Григориус.

– И куда же, позвольте узнать, вы отправитесь? – поинтересовался де Брег, разламывая на части каплуна.

– Если я вас правильно понял, вы что-то говорили о деревушке на графских землях?

– На землях графства Вердан-Фуа? – уточнил шевалье. – Готов их повторить, в надежде, что вы прислушаетесь к моему совету и откроете там новую «Королевскую охоту».

– Королевскую? Вот уж нет! – Мастер огладил свои усы и задумался. – Это будет…

– Серебряная подкова, – усмехнулся де Брег.

– Подкова? Хм… Почему бы и нет? Мне нравится это название, – сказал Гай и разлил по кружкам вино. – Ну что, господа? Пожалуй, нам стоит выпить за кабачок «Серебряная подкова».

– Пусть она принесёт вам удачу, мастер Григориус! Мы с Жаком будем приезжать к вам в гости и пить молодое вино с тамошних виноградников. Если выживем.

Спустя несколько дней мастер Гай Григориус отбыл из Баксвэра. Мы проводили нашего друга до городских ворот и вернулись в дом шевалье де Брега, куда я был приглашён на обед, который, как это часто бывает, незаметно перешёл в ужин.

Полагаю, что нет нужды описывать это жилище – я уже имел честь вам рассказывать об этом доме. После смерти слуги, погибшего во время известных событий, шевалье обходился услугами одной лишь служанки – немолодой и не менее молчаливой, чем погибший. Когда начало темнеть, она принесла в комнату подсвечник и, даже не спрашивая, прибрала на столе, а затем подала блюдо с ветчиной и сыром – весьма подходящей закуской для дюжины бутылок красного вина, подаренных нам Григориусом.

После отъезда мастера Гая и закрытия «Королевской охоты» мы почувствовали некую пустоту, а посему де Брег откровенно хандрил. Во время затянувшейся беседы он разбирал и уничтожал свои рукописи.

– Всё рушится, – поморщился Орландо де Брег и отправил в огонь камина разорванный на клочки лист бумаги. – Люди превращаются в зверей, а звери и вовсе как с цепи сорвались! Только и ждут, чтобы кто-то сделал первый шаг, а там… – Он махнул рукой. – Там бездна.

– Орландо, вы просто устали, – осторожно заметил я.

– Мне скушно… Нет греха тяже́ле, чем сидеть и ждать, пока люди не начали уничтожать себе подобных! Нечисть, будь она проклята, и та ведёт себя честнее! Она хоть и коварна, но редко уничтожает своих собратьев.

– Почему же вы не уедете куда-нибудь?

– Уехать? Куда? В глушь, вроде Туари или Магсиэля? На север, где обитают полудикие племена норманнов, которые спят со своими сёстрами и дочерьми, почитая за удачу задрать подол собственной матери?! К дьяволу! Нет… – Шевалье покачал головой и отправил в камин очередной лист. – Пока отец Раймонд хранит гобелены у себя, я никуда не уеду.

– Вы полагаете, что тайна графа Буасси стоит такого риска?

– Почему бы и нет? Это далеко не первая осада, в которой буду иметь честь побывать. Запасов у нас предостаточно, и смерть от голода не грозит. Что касается… – Он усмехнулся и плеснул в кружку вина. – Что касается моего недуга, то заварушка лишь на руку. Всегда можно напроситься на вылазку или в ночной дозор, дабы всласть порезвиться. Никто не будет ломать себе голову и разбираться, как именно погиб вражеский воин – разорвали ему горло или снесли клинком. Если дело обернётся совсем уж скверно, то, значит, таковы наши судьбы. Сомневаюсь, что в этом городе найдётся женщина, которая вынесет меня на своих плечах, как было описано в истории Винесберга.

– Простите, но я не знаю этой истории.

– Не могу поручиться за правдивость, но мне доводилось читать об этом в одной из книг. Там рассказывалось, что во время осады Винесберга королём Конрадом Третьим он явил милость осаждённым, разрешив женщинам покинуть крепость, взяв лишь то, что они смогут унести на плечах. Когда утром ворота крепости распахнулись, то, к несказанному удивлению короля, он увидел женщин, кои несли на плечах своих раненых мужчин.

Орландо подкинул в камин немного дров и усмехнулся:

– Жак, у вас есть такая дама на примете? Нет? Вот именно. Так что мы будем умирать на стенах попросту, и эти смерти не будут описаны летописцами последующих времён. Эти бездельники предпочитают лгать, приукрашая сотней врак одну сомнительную правду, а посему, Жак де Тресс, пейте! Вино, оставленное мастером Григориусом, прелестно! В нём есть всё, что потребно для услаждения чувств! Отменный рубиновый цвет, аромат и терпкий вкус…

Шевалье поморщился, махнул одним духом кружку вина и занялся прежним делом. Он бегло просматривал записи, рвал их на части и скармливал прожорливому огню, который с радостью принимал эту жертву.

К моему удивлению, он без всякого сожаления сжигал дорогую бумагу, на которой были видны не только записи, но и весьма интересные рисунки, выполненные в неизвестной и невиданной мне манере. Штрихи были столь лёгкими, что казались невесомыми, парящими над грубой и толстой бумагой.