Правительства, так же, как Карл Симс и заводчики бульдогов, могут, меняя правила игры, позволить уродцам процветать. В Новой Зеландии в 1970-е гг. появилась новая сфера деятельности – «сборка телевизоров». Новозеландцы обратились к японским фирмам, производящим телевизоры, и попросили их отправлять в Новую Зеландию комплектующие с соответствующими инструкциями по сборке на английском языке. (Для японцев это было неудобно, поэтому комплектующие оказались дороже собранных телевизоров.) Однако правительство хотело, чтобы телевизоры производились внутри страны, что для такой небольшой экономики оказалось слишком дорого. Местные предприниматели придумали самый дешевый способ выполнения этого требования. Экономическая эволюция оказалась умнее правительства Новой Зеландии, и она произвела на свет уродливого экономического бульдога.

«Темная сторона» правила Лесли Оргела означает, что всякий раз, когда мы настаиваем на том, что решения должны быть именно такими – в виде зданий со встроенными энергетическими мощностями или автомобилей, работающих на биотопливе, – последствия оказываются самыми непредсказуемыми. Правило Мертона, стандарты CAFE и иные экологические регулирующие документы успели произвести на свет множество экономических бульдогов – зданий и автомобилей, отвечающих всем нормативным требованиям, но заставляющих тратить средства на технологию, которая никогда не найдет применения и будет препятствовать реализации других возможностей для сокращения выбросов двуокиси углерода.

Все эти примеры не добавляют энтузиазма, но что-то вдохновляющее в них есть. Если росчерком пера законодателя можно направить комплектующие для японских телевизоров в Новую Зеландию, несмотря на то что они стоят дороже самих японских телевизоров, или заставить грузовики, груженные опилками, стоять в пробках в центре Лондона, или организовать вырубку тропических лесов «ради» спасения планеты, то можете себе представить, как проявит себя человеческая изобретательность, если мы перейдем на новые правила игры. Принятие новых правил позволит закону Оргела работать на нас, поставив нам на службу процесс счастливых совпадений, который будет находить экологические решения в самых неожиданных источниках.

Основной причиной появления неожиданных лазеек становится несовпадение буквы и духа закона. Эта мысль впервые посетила меня, когда я пил кофе с Прашантом Вазе, автором книги «Эколог-экономист» (The Economic Environmentalist). (Я пил эспрессо, а он – соевый капучино.) Вазе не без лирики рассуждал о концепции «подталкивания», предложенной экономистом-бихевиористом Ричардом Талером и юристом Кассом Санстейном. Идея заключалась в том, что незначительные воздействия можно использовать, чтобы направлять неосмысленное поведение в нужную сторону, при этом сохраняя право человека на осознанный выбор. Например, лампочки накаливания, которые тратят слишком много энергии, чтобы давать свет, но любимы людьми с пониженным зрением или кожей, чувствительной к освещению, можно убрать из открытого доступа в магазине, но выдавать по требованию покупателей. Никто не сможет купить такую лампу по невнимательности, но те, кому действительно нужна лампа накаливания, приобретут ее без особых проблем.

Идея «подталкивания» сама по себе очень разумна, но ее трудно воплотить в закон. Вазе указал рукой на прилавок кафе, находившийся за его спиной, и растолковал мне идею Талера-Санстейна: правительство может потребовать, чтобы диетические салаты стояли на виду, а десерты, от которых люди толстеют, были спрятаны подальше от посетителей.

Но вся проблема в том, что кафе не торгует салатами.

Вряд ли можно объяснить совпадением то, что лучшие примеры Талера и Санстейна относятся к сфере инноваций и частной или добровольной инициативе, представленной людьми, которые одинаково хорошо понимают и букву, и дух закона. Наличие салатов на самом виду годится как идея для кафетерия на предприятии, но если вы попытаетесь воплотить ее в закон, то что это даст? Вероятно, законодатели смогут потребовать, чтобы кафе предлагали салаты, но это будет выглядеть весьма глупо, особенно если это точка, где подают кофе эспрессо, или киоск на железнодорожной платформе. В качестве альтернативы можно принять закон, который будет требовать, чтобы кафе, торгующее салатами, выставляло их на самое видное место. Но что, если салаты интересуют лишь отдельных посетителей, а вся выручка поступает от продажи тортов и пирожных? В этом случае «подталкивание» приведет к потере прибыли, заставит думать, а стоит ли вообще продавать салаты, и весь набор диетических блюд вовсе исчезнет из ассортимента. Это будет еще одним экономическим бульдогом.

Однако неловкое подталкивание лучше, чем неловкое отталкивание или запрет, хотя при этом оно не перестает быть неловким. И поскольку язык «подталкиваний» становится модным, то он сам начинает страдать от отсутствия точно прописанных законов. Недавно я посетил британское казначейство и обнаружил, что его сотрудники носятся с идеей «подталкивания» путем «редактирования выбора». Я спросил, означает ли это введение запретов, и услышал в ответ робкое «да».

Это снова возвращает нас к идее углеродного налога, или, что более точно, цены на углерод, поскольку стоимость товаров с большим содержанием углерода может быть увеличена либо посредством налога, либо путем квотирования. (Разница между квотированием и углеродным налогом несущественна, если не считать того, что в одном случае углерод имеет цену, а в другом цена не устанавливается.)

Установление цены на углерод – это попытка заставить правило Оргела работать на то, что мы считаем основной целью: самое малозатратное уменьшение выбросов парниковых газов в атмосферу. Другими словами, установление цены на углерод запускает потрясающий децентрализованный «облачный» компьютер, т. е. рынки, из которых состоит мировая экономика, и этот компьютер учитывает обратную связь с миллиардами отдельных экспериментов, направленных на сокращение углеродосодержащих выбросов, поскольку оно позволяет экономить деньги.

Конечно, все не так просто. Предложение установить цены на углерод ставит множество вопросов. К счастью, поскольку эта идея уже давно витает в воздухе, целая армия людей успела поработать над поиском соответствующих ответов. Самый главный вопрос заключается в том, кто должен платить за углерод. Ответ звучит довольно неожиданно: это не имеет значения. Скажем, если цена углерода составит 5 центов за килограмм углекислого газа и в этой цене будут учтены выбросы метана, то цена углерода увеличит цену чизбургера на 12 центов. Потребители будут платить больше, а изготовители получать меньше прибыли после уплаты налога. Но удивительно то, что в данном случае неважно, кем является реальный налогоплательщик – скотоводом, сотрудником сети ресторанов быстрого питания или отдельным покупателем.

Есть и другие, вполне справедливые вопросы, касающиеся взимания налога на углерод, но больше всего сомнений возникает тогда, когда речь заходит о принятии международного соглашения на эту тему. Такое соглашение необходимо потому, что углекислый газ относится к глобальным загрязнителям воздуха и бессмысленно ужесточать законодательство в одной стране, если другие страны не захотят участвовать в таком соглашении. Однако такое соглашение не означает раздачу квот на загрязнение окружающей среды сроком на ближайшее столетие. Даже простая договоренность о том, что каждая страна будет взимать свой собственный налог на углерод и пользоваться доходами от него в пределах, примерно соответствующих уровням такого налога в других странах, уже будет благим делом.