ними. – Она сделала еще шаг. Не стоит слишком сближаться, но комната вдруг показалась чересчур уж большой, и это пространство теперь пугало. – Я выделила троих.

– Наш парень отпадает?

– Пожалуй, что да. Тампеска, конечно, не так далеко, но я узнавала, он был постоянно на виду. Будь у него привычка исчезать, это бы заметили.

Лука кивнул. Стало быть, пришел к аналогичным выводам.

– Шериф… возможно. Станиславу Эшби на момент смерти исполнилось пятьдесят девять. Шерифу – тридцать четыре. Он охотник. И отец его тоже промышлял охотой, а еще делал чучела, так что было кому передать умения. Но с ним говорить смысла особого не вижу. Он достаточно умен и опытен. Поэтому… – Милдред прикусила губу.

Придется. Нельзя кого-то выделять. Убийца осторожен. И если запаникует, то просто-напросто исчезнет.

– Все равно надо. – Лука смотрел, и от взгляда его становилось жарко. – Я буду с тобой.

– Нет, – покачала головой Милдред, – не стоит. Он… не шериф, а наш объект, он мужчин не любит. Я бы сказала, он опасается их. Вспомни. Переломанные кости. Отрубленные руки. Рядом с тобой он затаится.

Короткая щетина пробилась на макушке, и тянуло коснуться ее, проверить, такая ли она жесткая, какой кажется.

– А вот женщины для него дичь. И я тоже. Он подарил мне цветы, это и знак внимания, и приглашение к игре. И разговор для него будет продолжением игры.

Луке это не нравилось. Вот выражение лица не изменилось совершенно, однако Милдред кожей чувствовала, что ее не одобряют. И все-таки коснулась щеки:

– Ты же понимаешь, что так надо?

– Кто еще?

– Те, кто связан с этой семьей. Я не думаю, что старик держал бы протеже далеко от себя. Нет, они должны были бы видеться, и так, чтобы встречи не вызывали подозрений.

– Уна?

– Нет. Она любила брата, это очевидно. И смертью расстроена, хотя и пытается скрыть. Она кажется сильной, но в то же время ей нужна помощь, хотя вряд ли девочка это признает.

Лука прикрыл глаза. И ноздри дрогнули. Милдред ощутила эхо ярости, которая вспыхнула и погасла.

– Первым будет Клайв Бригс. – Она провела пальцем по щеке, от скулы до губ. И ниже, к подбородку, на котором пряталась пара крохотных белых шрамов. – Он вырос в этом поместье. Отец неизвестен. Мать служила экономкой. После ее смерти Эшби оформил опекунство, что с его связями было весьма просто, но распространяться об этом не стал.

Дыхание Луки сбилось. Странное ощущение. Шея твердая, словно каменная, и в то же время теплая. И что она творит-то?

– Все говорят, что Эшби сам учил мальчика, что мать его была чересчур уж верующей. В школу не пускала, запрещала общаться со сверстниками, внушала, что они не чисты. Это тоже мотив. Добавь сюда избранность и уверенность, что секс – это грязь, помноженную на неизбежное влечение к иному полу. Клайв часто уходит в пустыню. У него есть хижина, где он молится. Эшби предлагал ему место в доме, но Клайв отказался. Хотя свободный доступ в особняк имеет.

Руку Милдред убрала. Не сейчас.

– Кто еще? – Голос у Луки сделался хриплым.

А руки он все-таки за спиной держал. Это зря. Руки у него огромные, но в то же время нежные. Кому сказать… Никому не говорить.

– Деккер. Та же история. Почти. С другой стороны… – Если смотреть ему в глаза, то беспокойство отступает. И сменяется желанием, которому не место и не время, но как справиться с собственным телом? – Его мать верой не увлекалась, но вела весьма свободный образ жизни. Это опять же могло внушить определенные предубеждения по отношению к женщинам. Эшби было бы легко войти в доверие, занять пустующее место отца. Внимательного. Щедрого. Заботливого. Такого, что лучше и не надо. И разве ты бы не сделал для такого отца то, о чем он просит?

– Убил бы?

– Не сразу. Думаю, сначала это и вправду была охота. На зайцев ли, на индеек… охота объединяет. Совместные посиделки. Костер. Кровь и чья-то смерть. Ощущение удачи, собственной силы. Для тех, кто всегда слаб, это важно. Деккер в горах свой. Его и айоха приняли, и драконы. Он часто с камерой бродит, порой исчезает на пару дней. К тому же помощник шерифа, а это репутация.

И возможность следить за расследованием. Играть.

Лука сгреб Милдред в охапку:

– Кто еще?

– Егеря… почти всем за сорок, кто-то и старше. Единственные молодые – Уна и Гевин. Правда, я понятия не имею, как он связан с Эшби.

– Запрос отправили.

Только ответа ждать придется долго.

Губы Луки коснулись ее уха.

– Драконы, – прошептал он. – Тот, кто это делает, должен уметь ладить с драконами…

Он ухватил прядку и легонько потянул. И наверное, Милдред уступила бы, но в дверь постучали.

– Можно? – раздался голос, разом заставляя отступить друг от друга. И стало вдруг неловко, будто Милдред вновь шестнадцать и она целуется с Миком из параллельного класса, прячась под старой лестницей, уверенная, что никто-то не выйдет. А выходит тетя.

С сигаретой. А ведь говорила, что курить вредно. Сама же… Милдред хихикнула, а Лука, тяжко вздохнув, сказал:

– Заходи уже.

– Там Уне плохо. – Парень выглядел взъерошенным. – Может, аспирин есть?

Девочка металась в жару.

Она молчала. Сцепила зубы. И лишь изредка из горла доносился хриплый то ли стон, то ли рычание.

– Это не простуда. – Джонни убрал руки за спину. – Я не знаю, что с ней, но это точно не простуда… горло чуть резонирует, но в основном все здесь.

Он ткнул пальцем в голову, и Уна замерла, пусть и ненадолго.

– Я похожее видел при менингите…

Томас выругался.

– Но это и не менингит тоже. И не бешенство. Странно, да… – Джонни потер переносицу. – Я не целитель… то есть квалификацию имею, но ее точно недостаточно. Воспаление началось со спинного мозга, потом перешло на ствол головного, хотя дыхательный центр не задет. И прочие… дальше по коре. Она прямо светится вся!

Это было сказано почти с восторгом.

А Уна опять зарычала и выгнулась.

– Ригидность мышц схожа со столбняком, но опять же в целом картина иная. Я бы сказал, что мы имеем дело с неизвестной болезнью.

– Заразной? – уточнил Лука.

Девочку было жаль. Немного.

Молоденькая. И парень огорчится, если она помрет, а он ничего, сообразительный, хотя и чересчур уж прыткий, но и такие встречаются редко. Боумен будет рад, сам жаловался, что толковых новичков днем с огнем… а если девочка загнется, то и этот в депрессию впадет. Пить станет. Или еще какую глупость сотворит.

Джонни меж тем повернулся к пареньку и велел:

– Наклонись.

Он