Каролина сдавленно фыркнула, а Кик рывком вскочила с табуретки. Сунув бабуле бутерброд, она мигом оказалась у холодильника.

– Сколько? – спросила она, пытаясь нашарить в выдвижном ящике контейнер с ошкуренными виноградинами. Не совсем глаза тритонов – совсем не глаза тритонов, – но для особо желающих прикоснуться к заветному сойдёт.

– Все давай, – сказала бабушка Миссури и пару раз надкусила внучкин бутерброд. Надкусила ещё раз и добавила: – Гадючьи языки тоже давай.

– В смысле, лакричные палочки, которые мне надо было надрезать, чтобы они выглядели как языки гадюк? – спросила Кик.

– А ты прямолинейная особа, тебе не говорили?

Кик пожала плечами и передала бабушке Миссури псевдогадючьи языки, которые на самом деле лакричные палочки, и бабушка Миссури передала ей обратно бутерброд с пименто. Она подняла на свет пакет с языками, внимательно взглянула на внучкины труды и кивнула.

– Отличная работа, Кик.

– Сама знаю.

И широко улыбнувшись белозубой улыбкой, бабушка Миссури исчезла из кухни. Какое-то время Кик с Каролиной молча жевали свои бутерброды.

Дзынь! Дзын-н-нь!

– Я тебе вот ещё что скажу, – сказала Кик, наклоняясь к Каролине. – Если это и впрямь фокус с биолюминесцентной краской, то за дело возьмётся шериф Дэй. А где это у нас есть такая теплица, в которой можно вырастить биолюминесцентные растения? И кто это у нас умеет их выращивать?

Каролина вздрогнула и втянула воздух.

– Мой папа.

Доктор Каллаган жила на самом краю города, где разбитый асфальт плавно переходил в разбитую грунтовку. Жилище кандидата наук точь-в-точь напоминало Дольнюю Пустошь: крохотный домик, лента широкой террасы, выцветшая краска. Только в отличие от Дольней Пустоши, этому дому определённо не хватало аллигаторов, новогодней гирлянды да ещё какого-то своеобразного шарма в духе бабушки Миссури.

Тем не менее, здесь был свой. На двери, например, висел миловидный веночек из цветов.

«А ещё есть теплица», – заметила Кик, изучая двор из зарослей травы на обочине дороги, длинной и пыльной.

– Поверить не могу, что никогда не замечала этого дома, – сказала Кик сестре.

– Ты просто, как проедем поворот, всё время папину мастерскую высматриваешь.

Верно. Увидеть автомастерскую дяди Фрипорта отсюда, с дороги длинной и пыльной, невозможно, но Кик всё равно пялилась в ту сторону каждый раз, как они проезжали поворот.

– Ну, это да, положим, но вообще-то ты могла бы мне и раньше сказать, что у нашего школьного психолога во дворе подозрительный парник стоит.

– Я могла бы на это ответить, что ни малейшего основания считать его подозрительным раньше у меня не было, но не буду, потому что я тебя не слушаю, – объявила Каролина, смахивая с рукава муравья. – Я занята.

– Это чем же?

– Ожиданием. Я жду возможности.

Которая, с учётом всех обстоятельств, могла и вовсе не представиться. К несчастью для девочек, доктор Каллаган была дома, причём торчала на крыльце: сажала растения в подвесные горшки, которые свисали со стропил террасы.

– Нам надо поскорей возвращаться. – Кик бросила взгляд вдоль дороги, длинной и пыльной, которая вела (в конечном счёте) в Дольнюю Пустошь.

– Знаю. Наверно, она скоро пойдёт на собрание?

Но, кажется, доктор Каллаган никуда не торопилась. Она усаживала розовые цветочки в зелёные кашпо, временами утирала пот со лба и в целом выглядела так, словно могла бы продолжать в том же духе весь оставшийся день. А вот Кик не могла. И не только потому, что надо было вернуться назад в Пустошь, пока бабушка Миссури не хватилась, но и потому, что муравьи уже вовсю прокладывали ходы в её кеды.

– Ну давай, давай, давай, – прошептала она, расчёсывая лодыжку.

И словно мистическим образом услышав её молитву, доктор Каллаган взяла солнечную шляпу, садовые перчатки и цветочные горшки и унесла их за дом.

Сердце у Кик подскочило. Они остались одни. Двор перед домом был пуст. Вот она, возможность.

– Нет, ещё нет, – сказала Каролина.

– Но…

– Сама знаешь, так не делается.

И Кик знала. Хмурясь на сестру, она послушно встала и сначала посмотрела на дорогу – в одну сторону, затем в другую. Никого. Ничего. Она посмотрела на дом доктора Каллаган. Никого. Ничего.

Ну или по крайней мере, Кик никого и ничего не видит.

«Но что, если там всё-таки есть кто-то или… что-то?»

Каролина что-то проворчала и, схватив Кик за руку, потащила её через дорогу, длинную и пыльную. Они прошмыгнули в калитку дома и юркнули за угол. Из сосняка, ведущего на болота, доносились трели сверчков. Кик поймала себя на том, что не может оторваться от теней вокруг – всё следит, как они сгущаются…

…И совершенно не замечает собак в окне дома, которые неотрывно следят за ней.

Гр-р-р-р!

Они со стуком припали к окну, Кик шарахнулась назад и едва не завалилась на спину. Её поймала Каролина. По стеклу с той стороны размазались белые слюни и вдавленные морды.

– Собаки, – еле выдохнула Кик.

– Да что ты, Холмс.

– Да! Собаки! – Кик с трудом встала на ноги, чувствуя, как и в голове всё становится на свои места. Монстры с болот бегали на четырёх лапах.

В точности как эти самые собаки.

И у них были вдавленные морды.

В точности как у этих самых собак.

Они шлёпали по воде и прыгали через заваленные ветки, и косматая грязная шерсть болталась вокруг морщинистых морд. Каждый вздох звучал, как рык, каждый выдох – завывание.

– Монстрами на самом деле были собаки! – Кик схватила Каролину за плечи. – Их же легко искупать, после того как они набегаются по болоту, а где бегать, их тоже можно научить!

– И научить выть по команде!

– И заставить их… светиться.

Медленно, затаив дыхание, девочки повернулись в сторону теплицы, и голос Каролины сошёл на шёпот, когда она смогла наконец выдавить:

– Если там биолюминесцентные цветы, что мы делаем?

– Расследуем. – И сделав над собой усилие, Кик шагнула вперёд. «Насколько сильно я хочу докопаться до правды?» – спросила она себя. Как и прежде, это помогло.

Но унять дрожь в коленях она была не в силах.

Солнце уже клонилось к горизонту, благодаря чему девочек скрывала тень, но когда Кик подошла к теплице и ухватилась за ручку, та всё ещё хранила дневное тепло.

И на удивление легко повернулась при нажатии.