Луиза приподняла его лодыжку и поместила под нее подушку, чтобы нога была выше. Ричард вспомнил, что на последней стадии переохлаждения его ждало «парадоксальное раздевание» и «предсмертное самозакапывание». Фото мертвого обнаженного старика в шкафу, иллюстрирующее эти степени, всегда его нервировало, а открытие, что смерть может быть неприятной, в первый раз шокировало. Ричард всегда исходил из того, что мозг усыхает, чтобы войти в оставленную ему маленькую дверцу. Монтень задумался о смерти, когда упал с лошади. Умирать нужно в больнице, с приличным обезболиванием. И все же приятно, когда за тобой так присматривают. Луиза опять приложила пакет замороженного горошка к его ноге и взяла книгу Стивена Фрая. Надо же, им потребовался несчастный случай лишь для того, чтобы они могли просто сидеть рядом и ничего не делать.

Ричард вновь погрузился в воспоминания. Дот позади отца на фотографии. Они ведь с Анжелой входили внутрь. Там пахло мочой и валялась смятая бутылка из-под «кока-колы». Рядом разбивали походный лагерь или останавливался жилой автофургон? Они ели картошку фри, плавали на синих надувных матрасах…

– Ричард? – Луиза тронула его за руку.

Он очнулся.

– Я просто устал.

Она смотрела на него с непроницаемым выражением. «Твои любимые пьесы, твои любимые фильмы», – сказала она вчера. Ричард стал эгоистом за прожитые с Дженнифер годы, когда они, два самодостаточных человека, жили под одной крышей.

– Ты права, я хотел, чтобы ты подстраивалась под мою жизнь.

– Мне не следовало так говорить.

– Но это правда. – Там, на горе, он ведь забыл о ней. Он думал только о возможной смерти, а о собственной жене и не вспоминал. – Боюсь, ты вышла замуж не за того человека.

– Эй, перестань, – Луиза погладила его по плечу.

– Даже у потребителей есть закон о защите их прав. Я не хочу, чтобы ты думала, будто… Это ведь не юридически обязательный договор.

– Ты устал. – Она обняла его. – Давай поговорим об этом, когда ты согреешься.

Удивительно, что это произошло так быстро. Будто монетку подбросили. И почему раньше она не знала? Неужели это, подобно злодею из пантомимы, все время было рядом, видимое каждому, кроме нее самой? Порой мы так быстро меняемся – не успеешь и глазом моргнуть, как ты уже другой. Теперь она понимала Джека, ощущение, будто его предали. Каменные круги во время летнего солнцестояния – символы на них ничего не значат до тех пор, пока солнце не опустится за гробницу. Кэти Перри, фильмы «Морис» и «Малхолланд Драйв», та статья в журнале «Гардиан»… Ей хотелось, чтобы ее поддержал кто-то, уже прошедший через все это. Лесбиянка. Звучит так, будто из озера появилось чудовище, шипастое, склизкое, чужеродное. Почему именно Мелисса? Как же она сглупила. Церковь. Но и это не причина. Мег, Анушка, Лесли, Тим. «И рухнули стены…» – пелось в одной песне. Так кто же она теперь?

Дейзи сильнее втиснулась в закуток за шкафом. В тесноте она всегда ощущала себя в безопасности. Она не делала этого лет с шести, когда пряталась от воображаемых чудовищ. Подняв с ковра Гарри, она крепко обняла его и принялась нежно укачивать. Убогие коридоры и унылые гостиницы, собачье дерьмо в почтовом ящике…

«Чумовой день – в хорошем смысле», – сказал Алекс. И ни трубного рева, ни молнии. Брат просто пожал плечами и принял ее признание как должное. Он – воплощение нормальности. Чего еще желать? «Когда у тебя появится возможность спастись, прими ее». Библия в посеребренной обложке сверкает на пляжном солнце. Как быстро она обрела веру. Но сейчас лакеи превращаются в мышей, а она в лохмотьях сидит у очага.

Доминик остановился посреди лестницы. Он представил Алекса или Бенджи в больнице – и дыхание перехватило, в горле будто кусок мяса застрял. Он боялся всего околомедицинского, даже тонометра: рукав, расстегиваемая «липучка», черная резиновая груша… Может, Эми и впрямь плаксивая и ничтожная, а сам-то он когда в последний раз по-настоящему радовался чему-либо? Она хотела переехать в Новую Зеландию, а он хотел заново ощутить влечение, вдохнуть полной грудью, начать с чистого листа. И что из этого вышло? «Жизнь дается человеку только один раз». Унылая правда, избитая банальность, о которой говорят за выпивкой. Он должен позвонить Эми.

Ричард заснул, привалившись к ее плечу и слабо подергиваясь, как дремлющий пес. Что это за дом такой? Он внес хаос в их жизни. Она и Ричард в ссоре. Странное поведение Анжелы на кухне той ночью. Дейзи и Мелисса сначала были врагами, потом подружились и вновь рассорились. Ее собственное глупое признание. Тот озноб, который она ощутила в первый день – быть может, это их призраки? Наверное, потому-то она и ненавидит старые дома – они пробуждают прошлое. Его не скроешь подсветкой и декоративными подушками.

«Боюсь, ты вышла замуж не за того человека», – сказал Ричард. Быть может, он смог увидеть в ней то, на что она так долго закрывала глаза – она все еще та девочка в туфлях из секонд-хенда, страдающая от похмелья после пьянки на квартире в городке Хэнвел. Мотороллеры и дискотеки, Пенни снимает кроссовки, чтобы стянуть из магазина пачку сигарет «Джон Плеер Спешиал». Когда Луиза столкнулась с ней в последний раз, она работала на бензоколонке.

Огонь почти потух, но если она шевельнется, то разбудит Ричарда, а ведь, возможно, ей больше никогда не придется так обнимать его.

В столовой накрыли импровизированный шведский стол. На лестнице раздались шаги, и в дверях возникла смущенная Дейзи. Алексу потребовалось некоторое время, чтобы припомнить их последний разговор – пять минут назад он помогал одевать нагого Ричарда, и это действо странным образом ухудшило его кратковременную память. Он глянул на Мелиссу, вспомнил ее слова – «гребаная лесбиянка» – и решил без обиняков прояснить ситуацию.

– Дейзи…

Он протянул ей руку, сестра подошла и позволила обнять себя за плечи. Алекс пристально посмотрел на Мелиссу и понял по ее глазам – она знает, что ему все известно. Мать, судя по ее вымученному взгляду, тоже все поняла. Было восхитительно и забавно видеть родителей и Мелиссу в одной команде, на другом конце поля, пропустившими несколько голов. Алекс перевел взгляд на Дейзи.

– Что тебе предложить из этой прекрасной трапезы?

– Что это?! – воскликнула Дейзи, глядя на сову под пыльным колпаком, которая возвышалась в центре стола.

– Толливер, – ответил Бенджи.

– Он взял ее из шкафа под лестницей, – пояснил Доминик, пытаясь вновь сплотить семью. – Она принадлежит владельцам дома.

– Владельцам, – повторила Дейзи и оглянулась, будто могла увидеть их здесь. Она почему-то никогда о них не думала.

Алекс положил ей в тарелку сыр, овсяное печенье и различные сладкие соусы. Брат с сестрой сели рядом и принялись за еду. Вскоре их триумфальное единение изгнало из столовой всех, кроме Бенджи. Перед уходом мать и отец похлопали дочь по плечу, будто родственники – скорбящую вдову. Они ушли, Бенджи увлекся строительством моста из хумуса и морковки, и Алекс тихо спросил: