– Что это было? – спросил он и оторопело понял, что говорит на совершенно незнакомом, чужом языке. Даже не говорит, а мыслит, но эти мысли чудесным образом воспринимаются разумом находящегося рядом существа. Произносимые им слова играли лишь вспомогательную роль – как костыли, поддерживающие хромого человека, как одежда, скрывающая суть того, что под ней.

– Мы называем это осознанием. Нужно время, чтобы ощущения превратились в личностные переживания. Только времени почти не осталось.

– Что значит не осталось?

Иван внезапно уловил настроение старого мартыша. Не настроение даже, а отголоски его эмоций, колебания внутреннего «Я». Стремление объяснить, растерянность и обида от невозможности выразить и показать то, что выразить и показать попросту невозможно.

– Катастрофа. Страдание. Смерть, – растерянно произнес мартыш на клондальском.

Ивану представилось нечто огромное, бесформенное, темное, угрожающее. Именно так в далеком детстве он воспринимал абстрактные страхи, прячущиеся в темном углу его спальни. Этакий сконцентрированный всепоглощающий ужас, готовый ворваться в его уютный мирок из предвечной ночной тьмы.

– Ну а я тут при чем? – уже окончательно запутавшись в происходящем, спросил Ударник.

Вместо ответа престарелый мартыш вновь осторожно коснулся пальцами его макушки. В сознании Ивана возник образ, причем на этот раз он был твердо уверен, что видение вынырнуло из глубин его собственного разума, а не внедрено извне. Человеческая фигура, нечеткая, размытая. Несколько секунд он пытался сконцентрироваться на этом туманном силуэте, и у него почти получилось. Не просто человек, женщина. Иван закрыл глаза, стараясь поймать, ухватить силой мысли ускользающий мираж. В облике женщины промелькнули знакомые черты, перед его мысленным взглядом, словно на старой фотографии, медленно проявились смеющиеся глаза, коротко остриженные волосы, тонкие пальцы… Эйжел! Да, это определенно она. Кажется, Эйжел протянула руку… Нет, не руку. От нее тянулась к Ударнику тонкая, едва различимая, но прочная нить, проходила насквозь и бесследно исчезала где-то вдалеке…

Он внезапно почувствовал, где именно терялась эта нить. На Земле. В его родном мире.

В то же мгновение наваждение рассеялось.

– Понимание. Спасение. Жизнь, – снова прошелестел мартыш на клондальском.

– Жизнь… – механически повторил за ним Ударник.

Словно во сне он встал на четвереньки и пополз к выходу.

– Эй, ты чего? – окликнул его Алекс. – Грибов наглотался?

– Кино посмотрел, – хрипло ответил тот, с трудом поднимаясь на негнущиеся ноги. В горле пересохло, хотелось пить.

– Интересное хоть? – зачем-то уточнил Алекс.

– Занятное. Про апокалипсис. Голливуд такого не снимает.

Возможно, ему показалось, но окружающий лес стал чуть более сумрачным и темным. Белесого неба отсюда не было видно – его закрывала густая листва, – но влажный воздух вроде бы сделался еще гуще, а краски как будто выцвели.

– Темнеет, – словно в ответ на его мысли сказал Виорел, оглянувшись по сторонам.

– Еда. Вода. Ночлег, – подал голос Аспар и совсем по-человечьи поднялся на задние лапы.

Ночь опускалась быстро. Они миновали несколько соединяющихся между собой подвесных мостов, прежде чем сгущающиеся сумерки окончательно поглотили очертания окрестных деревьев. Джунгли продолжали жить собственной жизнью – из переплетения ветвей то и дело раздавались пронзительные крики птиц и голоса пробудившихся ночных животных, громко квакали лягушки. Покрывавший стволы мох фосфоресцировал голубоватым призрачным светом, но этого робкого свечения все-таки оказалось недостаточно – приходилось напрягать глаза, чтобы не налететь впотьмах на какую-нибудь коварно торчащую поперек дороги ветку. Аспару же сумрак ничуть не мешал: глаза мартыша прекрасно адаптировались к темноте, и он шествовал по подвесному мосту, будто по бульвару.

Путь закончился возле круглой хижины, сплетенной из веток, как и остальные в этом странном городе, разве что эта была значительно большей по размеру. Пока гости протискивались внутрь сквозь рассчитанный на мартышей узкий и тесный лаз, Аспар куда-то исчез, но вскоре вернулся с полной корзиной свежих фруктов. Фрукты эти были Ивану не знакомы. Кисловатые, с розовой кожицей и крупной косточкой внутри, они походили по вкусу на недоспелый персик, однако мякоть имела отчетливый хвойный аромат.

– Аспар, – утолив голод, обратился Костя к мартышу, – а есть ли отсюда выход на другую сторону? Туда?

Он махнул рукой в направлении восточного склона Разлома, за которым начиналась суверенная территория Сургана. Мартыш крепко задумался.

– Выход, – наконец сказал он. – Утро. Путь.

– Видимо, он все-таки знает дорогу, – предположил Виорел. – Надеюсь, сможет ее показать. Мартыши на удивление толковые существа.

– Чересчур толковые, – уточнил молчавший до сих пор Ромка. – Чего они от тебя хотели, Ударник?

– Кажется, пытались предупредить об опасности. Я видел… Это сложно описать словами. Но если верить тому, что мне показали, опасность грозит всем нам. И Центруму, и Земле.

– Да ладно, – с сарказмом произнес Алекс, – ты чего, действительно веришь этим мохнатым тварям? Гляжу, башку они тебе задурили будь здоров. Ну какая, на хрен, опасность? Метеорит к нам из космоса прилетит?

– Не знаю, – пожал плечами Иван. – Подробностей я не видел.

– Лучше б они тебе кино про баб крутили, – недовольно проворчал Поганый, – больше пользы для здоровья.

– Баба там тоже была, – вытянувшись на жестком полу хижины, сказал Ударник.

Голова все еще казалась неимоверно тяжелой, а от навалившейся усталости клонило в сон. События последних нескольких дней здорово вымотали его, оставив после себя чувство полной опустошенности. Странное предупреждение от мартышей о надвигающейся катастрофе, город в глубине Разлома, Эйжел, которая то ли мертва, то ли нет… И все это каким-то странным образом связано с ним самим, причем уловить эту связь, как ни старался, Ударник не мог. Что за ужасные события предсказало ему существо, живущее в сплетенной из ветвей хижине? Почему мартыши выбрали именно его? Может ли он как-то повлиять на естественный ход событий? Нет ответа…

Уже засыпая, Иван услышал, как Виорел, Костя и Алекс что-то обсуждают вполголоса. В полудреме он, кажется, различил слово «Очаг».

Утро выдалось прохладным. Сизым туманом заволокло буквально все вокруг, вытянешь руку – и пальцы теряются в густом белесом мареве. Алекс, Костя и Ромка мирно посапывали, свернувшись калачиком на плетеном полу хижины, а Виорел приоткрыл глаза, стоило Ивану пошевелиться. Аспара нигде не было видно.

Мартыш появился с очередной корзиной фруктов спустя пару минут, когда Ударник уже успел умыться водой из спрятанной в рюкзаке фляжки. Кажется, Аспар был чем-то встревожен: кончик его длинного хвоста подрагивал, а жесткая шерсть на загривке топорщилась, словно обувная щетка.