– Вы что думаете, корабль – это почти то же самое, что вертолет? – орал в микрофон церэушник. – Думаете, болтаться среди айсбергов – это как сдавать экзамен по фигурному вождению? Я не «Титаник», фильм про меня не снимут. Да и не очень-то и хочется. И потом: я не птица, и за десять минут не долечу. А люди там уже почти двое суток сидят. – Швайнштайнгер слегка сбавил тон, больше напирая на человечность и сострадание. Вертолетчикам незачем было знать, что бюджет его последующих лет жизни напрямую зависит от спасения русских. – Может, они настолько обессилели, что только на выстрел сил у них и хватило. Это же вам не Африка! Здесь прожить один день, в холоде да без еды, это почти то же самое, что в пустыне без воды. А они двое суток держатся. По обычным меркам, считай, неделю. Так что, ребята, в лепешку расшибитесь, а русских найдите. И лучше вам без них не возвращаться, – еще раз напоследок рыкнул Швайнштайнгер и отключил канал связи. Он уже отдал распоряжение капитану китобойного судна двигаться в указанный вертолетчиками квадрат. Да и пилоты вряд ли посмеют ослушаться приказа. Так что деваться русским ученым некуда, и время до их появления у себя в каюте церэушник исчислял двумя-тремя часами.

– Это явно за нами, – убежденно произнес Владимир Феоктистович, отдышавшись после короткой схватки. Он наблюдал за вертолетом, который скрупулезно, метр за метром обследовал каждую из соседних льдин, – без нас они не улетят. Это как пить дать. Да и не просто так здесь появилась эта машина. Вертолетчики искали именно нас. Голову даю на отсечение. И теперь, когда нашли, благодаря Жоре, – он с сожалением глянул на неподвижного техника, – все здесь перероют, а до нас доберутся.

– Владимир Феоктистович, – Людмила непонимающе глянула на руководителя экспедиции, – да что вы, в самом деле, боитесь этих американцев, как черт ладана? Не съедят же они нас.

– Да не боюсь я их, Людочка, – академик махнул рукой, – а только есть тут одна политическая подоплека с очень важным государственным интересом России. – Коноваленко многозначительно поднял вверх указательный палец, что должно было настроить девушку на самый серьезный лад. Сейчас, в этой ситуации, Людмиле предстояло сыграть важную роль, и доктора надо было к ней подготовить. Елозить и хитрить перед своей такой преданной и мужественной подчиненной Владимиру Феоктистовичу было стыдно, да и не хотелось. – Передо мной поставлена ясная и четкая задача: результаты нашей экспедиции – пробы грунта и бурения – ни в коем случае не должны попасть в посторонние руки. То бишь к американцам. За нами ведь в прямом смысле слова охотятся не канадцы, не норвежцы или датчане, у которых свои интересы в северных морях. Наши данные крайне необходимы именно американцам. У них на этот счет очень четкий экономический и политический интерес. И этого я допустить не могу, – Коноваленко решительно мотнул головой, – один раз Аляску уже профукали. Хватит.

– Так если вертолет нас обязательно найдет, что тогда с пробами делать? – Людмила прониклась всей важностью поставленной перед академиком задачи. – Может, утопить?

– Ни в коем случае, – Владимир Феоктистович потряс перед носом доктора указательным пальцем. – «Академик Королев», по большому счету, из-за нас утонул, миллионы долларов потрачено, и получается, что это все впустую? Второй ведь такой экспедиции в ближайшие годы может и не случиться, – академик немного горячился, – а может, и вовсе больше никогда не будет. Тут ведь загадывать нельзя.

– А как нам тогда быть? – Людмила посмотрела на неподвижного техника, на контейнер с пробами, потом непонимающе захлопала длинными ресницами.

– Мы с вами поступим следующим образом. – Владимир Феоктистович еще раз глянул на приближающийся вертолет, потом на техника. – Как вы думаете, сколько проспит наш «герой»?

– И думать нечего, – доктор пожала плечами, – не знаю, насколько ослаблен его организм, но, думаю, часов шестнадцать-восемнадцать наверняка. А то и сутки, – добавила Плужникова.

– Вот и отлично, – подхватил Владимир Феоктистович, – значит, ничего ему не угрожает. Так вот, Людочка, мы не будем ждать, пока нас выкурят отсюда, словно лисицу из норы. Мы сами выйдем им навстречу, – обрисовал свой план академик.

– Как это? – не поняла девушка. – А ваше задание? Пробы?

– Все останется здесь, со мной, – ответил руководитель экспедиции, – встречать американцев будете вы и Георгий…

– А вы? – не унималась Плужникова.

– Я же сказал: я останусь здесь, – повторил академик. – Сейчас я с контейнером выберусь отсюда и затаюсь где-нибудь. Спрячусь, – пояснил он, – а вы берите Георгия, вытаскивайте его из палатки и машите руками, прыгайте, кричите. В общем, привлекайте к себе внимание. Только не перестарайтесь, – предупредил ученый, – вам надо сыграть роль совершенно ослабленной женщины. Вы говорите по-английски?

– Да, – ответила Людмила.

– С этой минуты вы говорите очень плохо, с трудом, – продолжал наставлять врача Владимир Феоктистович, – и это тоже часть вашей роли. Вряд ли у них в кабине нашлось место еще и для переводчика. Хотя… – академик на секунду задумался. – Ладно, – продолжал он, – как бы то ни было, вы – изможденная женщина. Врач. Говорите правду. Они могут проверить. Плохо разговариваете на английском языке, – он глянул на девушку. Та слушала очень внимательно, и академик продолжил: – Это ваш напарник по экспедиции, – Владимир Феоктистович указал на неподвижное тело Георгия, – на дно в батискафе спускались вдвоем. Он и техник, и пилот, и бурильщик. Здесь, на льдине, вы тоже были вдвоем. От слабости и нервного потрясения впал в обморочное состояние, и теперь вам, а особенно Георгию, нужно самым срочным образом попасть в оборудованный госпиталь. Иначе он скончается. Вам понятно? – Академик испытующе посмотрел на свою подчиненную. Людмила кивнула.

– В первую очередь их будет интересовать судьба батискафа и пробы грунта. – Вертолет стрекотал все ближе, и академик перешел к финальной фазе своего инструктажа: – Говорите правду. Мол, батискаф утащил гигантский спрут – они могли его видеть, – а что касается проб, то они оставались в глубоководном аппарате. Ваше состояние и здоровье им будет по барабану, поэтому заламывайте руки, плачьте, причитайте, орите благим матом, требуйте немедленной помощи, ссылайтесь на международные конвенции, но сделайте так, чтобы они, во-первых, не обшаривали льдину – ибо могут найти меня. А во-вторых, убрались отсюда как можно скорее. Понятно?

– Не волнуйтесь, Владимир Феоктистович, – решительно ответила Плужникова, – я в драмкружок ходила. Сыграю так, что любой актер позавидует. Жаль только, никто не увидит.

– У вас будет самый благодарный в мире зритель, – мягко улыбнулся академик, – правда, всего в одном экземпляре…

Входя в образ, Людмила хотела было, как в старых добрых фильмах, прощально броситься на грудь и разрыдаться, но Коноваленко остановил ее:

– Некогда, Людочка. И пусть у нас все получится.

– А вы? – Плужникова пыталась получить ответ на самый главный для нее вопрос. – Что будет с вами?

– За меня не волнуйтесь, – отмахнулся руководитель экспедиции, – пока Жора проспится, пройдут сутки. Вы тоже на корабле впадите в какой-нибудь транс, вроде безудержной тяги ко сну. Тем более что вы действительно не спали двое суток, – добавил он, – а за это время должны подоспеть и наши.