Количество правонарушителей такого рода оказалось столь велико, что необходимость раз и навсегда искоренить это зло просто вопияла к земным властям. Проблема состояла в том, что суд был завален рассмотрением всяческих дел; передача же расследования в парламент Парижа грозила слишком большой гласностью и риском возникновения скандалов, поскольку уже всплыли на поверхность имена слишком высокопоставленных клиентов. Поэтому 7 апреля 1679 года король своим указом учредил специальный чрезвычайный судебный орган, процессуальные действия которого являлись секретными, а решения не подлежали апелляции. Этот суд тотчас же получил название «Огненная палата», по аналогии с нашумевшими процессами Средневековья, протекавшими в зале, затянутом полотнищами черной ткани и освещаемом факелами. Суд заседал в мрачном здании арсенала, коллегия состояла из пяти государственных советников и пяти следователей. Секретарь суда вел запись всех допросов и очных ставок.

Огненная палата действовала три года. Ее коллегия провела 210 заседаний, вынесла 319 постановлений, арестовала 194 человека, вынесла 104 приговора, из которых 36 смертных, 4 – ссылка на каторгу, 34 – изгнание или штраф и 30 – оправдательных. 31 июля 1682 года Людовик ХIV прекратил деятельность этого судебного органа не потому, что была выполнена поставленная перед ним задача, но потому, что расследования зашли слишком далеко и грозили запятнать репутацию людей из ближайшего окружения монарха. Шел разговор и о некоем прошении, которое должны были подать непременно в руки королю, написанном на бумаге, пропитанной ядом или же осыпанной заклятиями. Якобы за это некто (кто?) обещал заплатить 10 000 ливров.

Еще в апреле 1679 года выяснилось, что клиентами мошенников и мошенниц были принцесса де Тингри, герцогини Ангулемская, Буйонская и де Витри, маршалы де Люксембург и де Лаферте, герцоги де Вандом и де Бриссак, графини де Суассон и дю Рур, виконтесса де Полиньяк. Именно эти три последние пытались «обратить на себя благосклонность короля» и добиться либо с помощью яда, либо магии смерти Луизы де Лавальер. Подозрения пали даже на знаменитого драматурга и личного историографа короля Жана Расина, якобы отравившего свою любовницу, знаменитую актрису Дюпарк.

В январе 1680 года Огненная палата приняла постановления об аресте графини Олимпии де Суассон, виконтессы де Полиньяк, маркиза де Сессак и маршала де Люксембург. В суд должен был явиться целый ряд аристократок и аристократов. Однако некоторые из них сумели спастись бегством. Историки считают, что утечка информации о предстоящих арестах была допущена преднамеренно. Во всяком случае, известно, что король сказал золовке Олимпии, принцессе де Кариньян:

– Мадам, я желаю, чтобы госпожа графиня спаслась; возможно, однажды она ответит перед Богом и перед людьми.

В тот вечер в салоне графини шла азартная игра в карты. Когда хозяйке на ухо сообщили некую новость, она бросила карты, поднялась из-за стола, вместе со своей компаньонкой, Мадам д’Аллюйэ, равным образом подозреваемой в отравлениях, села в карету и уехала в Брюссель. Все последующие тридцать лет ее жизни Олимпия была вынуждена скитаться по Нидерландам, Англии и Испании, громко отстаивая свою невиновность. Однако графиня де Суассон вновь оказалась замешанной в отравлении испанской королевы, дочери Филиппа Орлеанского, о чем говорилось выше. Считают, что виновность Олимпии повлияла на судьбу ее сына, будущего выдающегося полководца Евгения Савойского. Три года спустя он обратился к Людовику с прошением о предоставлении ему возможности командовать полком, но получил весьма невежливый отказ. Молодой офицер предложил свои услуги австрийскому императору, и именно под его знаменами, в сражениях против отечества, расцвел талант этого военачальника.

Равным образом сбежала из своего замка за несколько часов до появления полицейских виконтесса де Полиньяк. Уехал в Англию маркиз де Сессак, намеревавшийся отравить брата, дабы без помех наслаждаться любовью его жены. Маршал де Люксембург сам явился в Бастилию, заявив, что желает быть подвергнутым суду как рядовое лицо. После трех с половиной месяцев заключения его признали невиновным.

Король внимательно следил за ходом процессов, о котором ему регулярно докладывали. Однако самое неприятное, что выявило расследование, была вина маркизы де Монтеспан, самой близкой ему женщины и самой активной в течение более десяти лет клиентки этих сомнительных личностей. Ее прегрешения были подтверждены поистине неоспоримыми показаниями как обвиняемых ворожей и знатоков в области черной магии, так и свидетелей. Ведь объектом заказанных ею манипуляций были не только соперницы маркизы, но и сам Людовик. Дочь Монвуазен подтвердила, что Мадам де Монтеспан обращалась к ее матери всякий раз, когда ей казалось, что любовь короля ослабевает. Кстати, не так уж редки записи лекарей короля о необъяснимых приступах головной боли и лихорадки у Людовика (об этом свидетельствовала и мадемуазель Дезойе). Вполне возможно, что они были вызваны именно теми снадобьями, которыми опаивала его фаворитка.

Обеспокоенный король приказал Николя де Ларейни записывать в особые тетради все, что касалось общения Мадам де Монтеспан с ворожеями и магами. Зачастую она делала это не сама, а через посредничество мадемуазель Дезойе. Несколько раз совершались черные мессы на теле Мадам де Монтеспан, с принесением в жертву новорожденного, из сердца и внутренностей которого впоследствии изготавливались порошки для маркизы и короля. Мадемуазель Дезойе несколько раз вызывали на допрос и очные ставки. Обвиняемые опознавали ее, но она отчаянно защищалась, уверяя, что посещала гадалку давным-давно и всего пару раз, чтобы узнать будущее, а эти люди по давности лет просто путают ее с какой-то другой дамой. В конце ноября 1680 года король приказал прекратить привлекать к следствию мадемуазель Дезойе, которая явно скрывала больше, чем говорила.

На основании материалов следствия Николя де Ларейни убедился в том, что обе женщины виновны. Однако тут в защиту Мадам де Монтеспан выступил государственный секретарь Кольбер, дочь которого была замужем за племянником маркизы де Монтеспан, сыном ее брата графа де Вивонна. Он полагал, что обвиняемые, опасаясь быть казненными, нарочно давали подобные показания, чтобы запятнать видных придворных и таким образом спасти себе жизнь. Заручившись советами видного адвоката, Кольбер составил 2 доклада под названием «Записка против клеветнических фактов, вменяемых Мадам де Монтеспан». В них он ставил под сомнение обоснованность показаний, данных такими глубоко падшими личностями, а также чистоту методов проведения следствия.

Доля истины в этом была: будто наслаждаясь своей значимостью и могуществом, Катрин Монвуазен и ее дочь давали все новые и новые показания о самых сиятельных и богатых людях Франции, обращавшихся к ним за помощью. То ли они надеялись, что те в поисках спасения постараются смягчить и их участь, то ли, понимая безвыходность своего положения, махнули на все рукой и решили напоследок подпортить жизнь влиятельной клиентуре – теперь этого уже никто не узнает. Например, 20 марта 1679 года Катрин с непоколебимой уверенностью обвинила драматурга Расина в отравлении несколько лет назад его любовницы, актрисы Маркизы[49] Дюпарк, на почве безумной ревности. По ее словам, отравив неверную возлюбленную, тот отрезал ей пути к спасению, не допустив к ней ни докторов, ни ее мать, ни даже старую преданную служанку. Ворожея в таких мельчайших подробностях была знакома с перипетиями интимной жизни актрисы и драматурга, что Николя де Ларейни, предварительно посоветовавшись с военным министром Лувуа, принял решение вызвать драматурга, члена Королевской академии и особу, приближенную к монарху, на допрос.