И хочется заплакать от счастья, что переполняет, закричать, что верю ему.

Не предавай же, не разочаровывай. Прошу тебя...

Позже мы еще несколько раз подлетаем от оргазмов – не думала, что на такое способна, но высекала искры буквально из двух трех толчков. Я сбиваюсь со счета, сколько  раз дошла до пика, когда скатываюсь с мужчины и заваливаюсь на бок без сил, а Руслан проводит рукой по плечу и чуть не находит грубый шрам на спине. Я юрко переворачиваюсь, оказываюсь к нему лицом и долго смотрю в умиротворенное светлое лицо, покрытое лоском от пота, пока не уплываю в настоящий глубокий сон без кошмаров.

Наши дни

– В чем ты виновата?

Агата сильно дрожит, мотает головой, отворачивается. Я хватаю ее руку, откладываю вилку подальше и поворачиваю девушку к себе. Маленькие плечи уходят вниз, словно она ждет расправы. Жмурится, закусила губы до крови и шепчет ломано:

– Я н-не могу…

– Агата, – целую в ее соленые губы, крепко, настойчиво, но не тревожу страстью, лишь прижимаюсь, передаю свое тепло, свою любовь. Переместив руки выше, обнимаю ладонями лицо, прижимаюсь к девушке, чтобы всем телом согреть ее, успокоить. – Не хочешь, можешь не говорить.  Я пойму, ведь сам не лучше…

– Ты лучше, чем думаешь, – вдруг срывается хрип, а девушка, скомкав футболку, упирается лбом в мой лоб. Ошарашивает правдой: – Папа… бил меня и… – всхлипывает, – мама вернулась с работы, заступилась, и он оторвался! – Агата захлебывается словами, почти кричит. – Меня откинул, а ее… как зверь...

– Тише, – поглаживаю по спине, тяну к себе, – тебе нельзя волноваться, снова кровь пойдет. Это в прошлом, Агата. Все в прошлом, – сжимаю зубы, когда наружу рвется крик.

Идиот, как теперь себе простить? Как?! Я ведь бил лежачего. Сколько еще карт раскроется, прежде чем пойму, что не должен быть с ней рядом, с чистой и искренней, измученной жизнью? Не потому что она мне не нужна, а потому что ей не нужен я. Не нужен урод Коршун, что совращал невинных потехи ради.

Тонкие руки обнимают меня за пояс, Агата подается ближе, каждой клеточкой чувствую, как она дрожит.

– Отец… ненавидел меня, ненавидел мать. Только брата боготворил, все прощал. Если бы не Славка, я бы тоже ушла с мамой, а он вернулся домой раньше и вырубил отца. Недаром на бокс ходил, только… все это зря. Лучше бы я тогда умерла, столько всего потом случилось...

Она сильно вздрагивает и следующее цедит сквозь зубы, словно ей в горло кто-то вставил нож:

– Когда Слава вернулся, было уже поздно – мама больше не встала.

– А отец? – почему-то спрашиваю, застывая от холода, что ползет вдоль позвоночника.

– Сидит до сих пор. Наверное, – Агата тяжело вздыхает. – Я после того дня его не видела, – отвернувшись, смотрит в стену, моргает, пытаясь не заплакать, но дрожащие серебристые капельки на кончиках ресниц ее выдают. – Я все еще боюсь, что однажды утром он вернется и закончит начатое.

– Нет, – говорю, не осознавая. – Он больше тебя не тронет. Обещаю.

Я слабо сжимаю ее плечи, когда она дергается, но Агата вдруг вырывается и встает.

– Не стоит, Руслан. – Выставляет руку, блокируется, отворачивается, словно ей видеть меня больно.

Я смотрю на ее сгорбленную спину и знаю, что скажет дальше:

– Не нужно обещать то, что выполнить не сможешь.

В кухне появляется Егор. Оценивающе смотрит на нас обоих и, полоснув меня ненавистью, обращается к девушке:

– Агата, некая Варвара спрашивает этого… – пренебрежительно кивает в мою сторону.

– Да, проведи ее в дом. Это я вызвала. – Агата спешит к крану, умывается, пытаясь скрыть слезы, убирает волосы назад, трет щеки кулачками, а я так и сижу примороженный последними словами.

Разве так сложно поверить, что я не дам ее в обиду?

Так и есть. Сложно, когда она ждет ударов именно от меня. Пусть я не опустился до ужасного, не бил, но слова, как камни, бросал в ее душу беспощадно. Принуждал. Давил. Терзал.

Да, она желала меня, а я пользовался. Знал, что не посмеет отказать.

Поднимаю взгляд и с трудом разгоняю наплывший на глаза мрак.

Варя, невысокая коротко стриженная девушка с темными волосами и светло-небесными глазами, останавливается в дверях и сначала изучающе смотрит на Агату, а потом переводит взгляд на меня. Сдержанно улыбается, немного отступает, и за ней, смущаясь и заламывая руки, в кухню заходит худенькая рослая девушка лет девятнадцати-двадцати.

Тонкие черты лица, неуловимо знакомые, темные волосы ниже плеч, прямые и жесткие. Фигурка слаженная, плечи узкие, грудь маленького размера спрятана под белой маечкой, ноги обтянуты трубами-джинсами.

– Это Ольга. Твоя сестра, Руслан.

– Проходите, – вклинивается Агата, видя, что я в шоке. Мама успела выйти замуж и родить ребенка? Почему фамилия в соцсети девичья осталась?

Девушки проходят к столу, переглядываются настороженно, садятся рядом. Они словно близняшки, очень между собой похожи.

– Будете чай? – суетится Агата, включает чайник, достает сыр из холодильника, выкладывает на блюдо нарезанные фрукты, готовит чашки. Она будто хозяйка в этом доме, ведет себя спокойно и уверенно, а я разглядываю гостей и не понимаю с чего начать разговор.

Они выглядят просто. Ногти ухоженные, срезанные коротко, без маникюра. Словно руки пианисток. Волосы природного цвета, без красителей и кератинов – натуральные. По незнакомым маркам одежды понимаю, что стоит она недорого, скорее всего, куплена на рынке или в дешевых магазинах.

На тете и сестре нет ни грамма косметики, и это меня убеждает, что они живут очень даже скромно.

– Что случилось? – нервно сглатываю, поправляю футболку. В районе груди ветер воет, так и хочется ударить туда, чтобы буря прекратилась. – С мамой, – смотрю на Варю, а она опускает плечи и косится на сестру.

– Отец тебе не рассказывал?

– О чем? – не получается расслабиться, потому когда Агата опускает руки на мои плечи, встает позади, я слабо дергаюсь и запрокидываю голову.

– Рус, – шепчет она, наклонившись, – попробуй выслушать сначала, а потом делать выводы. – Девушка отстраняется, мягкие волосы щекочут мою щеку. Агата улыбается пришедшим и, немного наклонив голову, говорит: – Вы меня простите, если я вас покину? Мне нужно поработать. А вы как раз побеседуете тет-а-тет. Руслан, – поворачивается ко мне, – чайник закипел, налей девушкам чай.

Киваю. Встаю. Иду к рабочему столу и, повернувшись спиной к родственникам, прикрываю глаза. Почему так сложно? Я копил ненависть на мать столько лет, хотел в глаза высказать все, но, глядя на сестру и тетю, понимаю, что поезд ушел. Некому говорить. Никто не ответит.